— Рехнулся? Ну, может, самую малость, — простодушно улыбнулся Николай. — Мы, Горленки, хоть с виду и мягкие, но в душе — кремень. Я все знаю, уже всех в сквере опросил, потому и задержался. Я говорил вам, что думаю об этом вашем «Фуэте на Бурсацком спуске» и поисках Доброжелателя? Говорил. Просил не лезть больше в это дело? Просил. А вы? Все наоборот, как нарочно. Подвергли себя смертельной опасности, не послушались. Теперь сидите уж, пожалуйста, под арестом, пока мы с дядей Ильей не раскроем дело. Только… — Тут до Коли что-то стало доходить. — Дядя Илья, ошибочка вышла! Почему товарищ Морской тоже арестован? Он был против опасных операций и ничего не натворит. Ручаюсь! К тому же он мне нужен для раскрытия дела.
— Николай, я не хочу тебя расстраивать, — осторожно начал Морской, — но ты все неправильно понимаешь. Дело уже раскрыто. Твой дядя… Э… Он — преступник. Он спровоцировал убийство Нино́ и лично убил Анчоуса. А теперь, чтобы замести следы, собирается прикончить нас.
— Чего? — Николай недоуменно обернулся к дяде. — Хорошенькие шутки… Только хватит!
Илья стоял, не шевелясь, но по «Астре» в его руке Николай все понял.
— Эй! Ладно! — заговорил он, медленно приближаясь к дяде. — Не может быть! А как же твое желание раскрыть дело и помочь мне с карьерой? А как же долг перед моей матерью? Колени, на которых я сидел малышом?
— Бедный мальчик! — всхлипнул Илья. — Я не могу на это смотреть! — и тут же закричал, направляя «Астру»: — Стой на месте! Не двигаться!
Николай остановился, нехорошо сощурившись.
— Объясню все без обиняков, чтобы ты раз и навсегда уяснил, — нервно и быстро заговорил Илья. — Я потому и поставил тебя расследовать, что был уверен в твоей дремучести. Мне нужен был никчемный следователь, ясно? Мне нужно было время, чтобы придумать, кого обвинить в этом деле, а также найти и уничтожить возможные улики против Мишеля, будь он трижды проклят. «Забота о племеннике» — прикрытие, которое так умилило мое начальство, и это сработало, — Илья поморщился. — А ты, как нарочно, умудрился накопать всю правду. Впрочем, это мне тоже было на руку. Анчоус врал мне, будто отобрал у Нино́ письма и уничтожил их. А вы открыли мне глаза и вдобавок сами принесли мне их, — инспектор перевел дух и так же быстро продолжил: — Теперь про мать… Про колени я придумал. Ты на них не сидел. Ты вообще в детстве ни секунды не сидел на месте и был такой же бестией, как нынче. И, знаешь, при других обстоятельствах я бы твоей матери и руки не подал бы. Но так совпало, что пришлось играть роль добренького дяди, это мне было выгодно. Тогда я надеялся посадить на крючок Морского, а ты идеально подходил в роли наживки… Зачем мне Морской? Знаток балетов мог быть полезен и в обработке Мессерера, и в принципе в кураторстве театра. А позже, когда этот тип мне выдал с ходу ряд фантастических версий про убийство Нино́, я понял, что просто обязан привлечь его к расследованию. Никто бы не запутал дело, лучше, чем он! — Морской с Горленко встретились глазами, и инспектор все же исправился: — Так мне тогда казалось… Но я же не об этом, да? Племянник, ты, кстати, спрашивал мать, отчего я много лет не общался с твоим отцом? С моим родным старшим братом? Она рассказывала тебе, как умоляла его забыть о моем существовании? — Коля машинально отрицательно помотал головой, и Илья удовлетворенно кивнул. — То-то! Я с юности ушел в подполье. Я — большевик! Я презирал мещанство брата и его жены. Все эти ахи-вздохи про порядок и «чем кормить детей»… Противно вспомнить! Брат вроде бы рабочий, а когда нужно было кой-кого взорвать, сказал, что никого не хочет лишать жизни. Он даже в партии ни дня не состоял! Хотя, по-родственному, я бы его принял. Твои родители, дружок, хоть и помогали мне пару раз, пряча у себя дома или подбрасывая деньжат, но шли совсем другой дорогой. Они покладисто горбатились на господ, когда мы с товарищами рисковали жизнью за народ.
— Они и есть народ! — внезапно твердо произнес Коля. — А ты — большая гнида!
И он прыгнул. И раздался выстрел. Коротко ахнула Света. Коля согнулся, одной рукой схватился за плечо. Потом поднял голову и, изумленно моргая, начал подниматься, выкрикивая странное:
— Ты? Выстрелил? В меня? Ведь не ошибся я? Советский следователь в простого человека? Теперь ты будешь проклят век от века!
Тут он покачнулся, растерянно обернулся к Свете и слабым голосом добавил: — Раз-два-три! — Потом нахмурился и, невероятным усилием воли разогнав боль, снова ринулся вперед на предателя. — Стреляй, паскуда!
— Стой! Замри! Заткнись! — кричал Горленко старший, а выстрелы тем временем гремели и гремели.
На одной ноте протяжно закричали Ирина со Светой. Коля отлетел прямо к решетке. Морской упал на пол и перекатился поближе к раненому. Просунул руку сквозь прутья, залез под куртку, пытаясь на ощупь определить, откуда бьет кровь.