— Хорус стремится к войне с Императором? — спросил Фулгрим, как ни противно ему было произносить кощунственные слова.
— Нет! — крикнул Фулгрим. — Я не стану этому верить. Император — это разум человечества, вознесшийся над пороками и несовершенством, постигший все существующие истины.
— Потому что ты лжешь! — проревел Фулгрим и обрушил кулак на один из столбов зеленого мрамора, поддерживающих купол над его покоями.
Из колонны вылетел фонтан раздробленного камня, а затем столб осел грудой мелких обломков.
— Я готов поддерживать Хоруса во всем, — выдохнул Фулгрим. — Но пойти против Императора — это слишком.
— Нет, — сказал Фулгрим, прижимая к виску окровавленную руку. — Я не буду тебя слушать.
— Свободным? — повторил Фулгрим. — Предательство — это не свобода, а проклятие.
— Совершенства? — прошептал Фулгрим.
Фулгрим не отрываясь смотрел в глаза на портрете, которые счел бы своими, если бы не читавшееся в них ужасное знание. Полное понимание дало ему ответ на вопрос, заданный отражением.
— Я боюсь неудачи, — сказал Фулгрим.
Холодные яркие лампы апотекариона недобро смотрели на обнаженного Мария, лежащего на операционном столе. Блестящие стальные зажимы и химические ингибиторы предотвращали любое движение рук и ног. Чувствовать свою уязвимость было крайне неприятно, но он поклялся подчиняться примарху абсолютно во всем, а лорд-командир Эйдолон заверил Мария, что таково желание лорда Фулгрима.
— Ты готов? — спросил Фабий.
Хирург апотекариона нависал над ним, окруженный сверкающими серебром манипуляторами машины, похожий на гигантского паука.
Марий попытался кивнуть, но мышцы ему уже не подчинялись.
— Готов, — с трудом произнес он.
— Отлично, — кивнул Фабий.