Фулгрим

— То есть теперь нам придется драться только под присмотром? Нам уже не доверяют вести войну? Вы, гражданские, хотите новых завоеваний, но вас не заботит, какой ценой они достаются, не так ли? Война — это жестокость, и чем более жестоки схватки, тем быстрее заканчивается война. Но вам это не нравится? По-вашему, война должна вестись по кодексу, разработанному теми, кто ни разу не слышал выстрелов, не проливал свою кровь рядом со своими братьями. Пойми, Бракстон, чем больше ограничений накладывается гражданскими чиновниками на наши методы, тем чаще гибнут мои воины!

Горечь в словах Фулгрима поразила Бракстона, но он скрыл свое изумление.

— Какой ответ я должен передать Совету Терры, мой господин?

Гнев Фулгрима, казалось, снова отступил перед доводами логики, и могучий примарх невесело рассмеялся:

— Скажи им, мастер Бракстон, что я со своими воинами отправлюсь на встречу с Шестьдесят третьей экспедицией и узнаю, как ведет войну мой брат, и немедленно извещу тебя о результатах.

Речь примарха буквально сочилась сарказмом, но Бракстон предпочел не обращать на это внимания и поклонился:

— Тогда, мой господин, вы позволите мне удалиться?

Фулгрим рассеянно махнул рукой и кивнул:

— Да, иди. Возвращайся к своим придворным и чиновникам и скажи, что лорд Фулгрим выполнит их просьбу.

Бракстон снова поклонился и попятился от почти обнаженного примарха. Отойдя на приличное расстояние, он развернулся и пошел к золотым дверям, выводящим в нормальную жизнь.

Позади него снова послышались голоса спорщиков, и он рискнул оглянуться через плечо, чтобы узнать, с кем разговаривает примарх. Но Фулгрим по-прежнему был один, и по спине Бракстона пробежала дрожь.

Примарх разговаривал со своим кошмарным портретом.

— Что ты делаешь? — раздался за ее спиной голос, и Серена замерла.

Она прижала нож к груди, и ее мысли лихорадочно заметались. В своих горячечных мечтах она вообразила, что это снова пришел Остиан, чтобы ее спасти, но вопрос повторился, и нож выпал из руки. Голос принадлежал Люцию.

Серена посмотрела на пол, где рядом с незаконченным портретом Астартес лежало мертвое тело, и едва не задохнулась от неистового биения сердца. Она даже не могла вспомнить имя несчастного. Какой скандал для гильдии летописцев! Совсем недавно он был талантливым молодым композитором, а теперь стал лишь расходным материалом для ее работы, и кровь еще толчками вытекала из разрезанного горла.

Металлический запах крови ударил в ноздри, затем чья-то сильная рука схватила ее за плечо и развернула. Серена взглянула в мальчишеское лицо Люция. Его красота была нарушена неправильной линией носа, очевидно сломанного во время какого-то сражения. Она подняла окровавленную руку, чтобы дотронуться до его лица, и глаза воина спокойно проследили за пальцами, оставившими на его щеке красные полосы.

— Что здесь произошло? — спросил Люций, кивнув на труп. — Этот человек мертв.

— Да, — прошептала Серена, тяжело опускаясь на пол. — Я его убила.

— Почему? — задал он следующий вопрос.

Даже пребывая в шоковом состоянии, Серена отметила любопытство Люция, неожиданное в столь однозначной ситуации. Часть мозга, еще способная рационально мыслить, тотчас взвесила все шансы, и Серена, закрыв лицо ладонями, судорожно зарыдала, надеясь потоком слез пробудить мужское сочувствие.

Люций молча слушал ее плач.

— Он пытался меня изнасиловать! — выкрикнула Серена.

— Что?! — воскликнул Люций. — Изнасиловать?

— Он пытался мной овладеть, и я убила его… Я боролась, но он оказался слишком сильным… Он меня ударил, и я протянула руку, чтобы схватить какой-нибудь предмет и использовать как оружие… Наверное, мне попался нож, и…

— И ты его убила, — закончил Люций.

Серена, не услышав в его голосе осуждения, подняла голову:

— Да, я убила его.

— Значит, этот ублюдок получил по заслугам, — сказал Люций и поднял Серену. — Он пытался взять тебя силой, а ты защищалась, верно?

Она кивнула. То, что она солгала воину, способному движением пальцев сломать ей шею, вызвало у нее прилив возбуждения, и все тело наполнилось приятным теплом.

— Я встретила его в «Ла Фениче», и он сказал, что хотел бы посмотреть мои работы, — прерывисто рассказывала она, уже зная, что Люций не намерен ее арестовывать или как-то поиному наказывать за убийство. — Это было глупо, я понимаю, но он казался искренне заинтересованным… А когда мы вошли в студию…

— Он на тебя набросился.

— Да, — кивнула Серена. — И вот он мертв. О Люций, что же мне теперь делать?

— Не беспокойся, — сказал Люций. — Об этом никто больше не узнает. Я пришлю пару сервиторов убрать останки, и обо всем этом можно будет забыть.

Серена благодарно приникла к Люцию и позволила слезам снова покатиться по щекам. Сейчас она не чувствовала к нему ничего, кроме презрения. Разве можно было бы забыть такую драму, случись она на самом деле?

Отстранившись от его доспехов, она наклонилась и подняла нож. Лезвие еще было влажным от крови, и холодная сталь заманчиво поблескивала в свете ламп. Совершенно бессознательно Серена подняла руку и провела лезвием по щеке. На бледной коже показалась тонкая полоска крови.