Фулгрим

Тогда зачем стремиться ее предотвратить? Какое нам дело, что мон-ки погубят себя в огне и крови? Пусть воюют, ведь жизнь одного эльдара дороже тысячи их жизней!

— Я согласен, — сказал Эльдрад. — Но мне открылась мрачная тьма далекого будущего, когда наше нежелание вмешиваться обернется нашей гибелью.

Надеюсь, что ты прав, прорицатель, и это не просто твоя самонадеянность.

Эльдрад поднял голову, посмотрел на собравшихся на склоне воинов и ощутил трепет в душе. Он тоже на это надеялся.

Фулгрим без долгих разговоров повел своих воинов вниз по склону. Примарх великолепно смотрелся в сверкающих боевых доспехах и ярко-золотом плаще, отражавшем заходящее солнце. Серебристые волосы были тщательно заплетены в косички, а поверх них блистал золотом лавровый венок. Пудра сделала его кожу бледнее, чем обычно, на щеках розовели мазки розовой краски, а глаза были подведены изящными черными штрихами.

Фулгрим отправился на встречу при оружии, на его поясе висел серебряный меч, но, на взгляд Соломона, его господин был одет скорее для дворцового церемониала, нежели для переговоров с вероятным противником.

Но Деметр оставил свое мнение при себе. Дети Императора благополучно спустились с холма, эльдар в темном одеянии легко поднялся с земли и поклонился Фулгриму. Он снял свой бронзовый шлем, и Соломон напрягся, заметив на лице ксеноса мимолетную усмешку.

— Добро пожаловать на Тарсис, — произнес эльдар после официального поклона.

— Твое имя Эльдрад Ультран? — спросил Фулгрим, ответив на поклон.

— Да, — подтвердил Эльдрад и повернулся к военной машине. — А это великий дух Кираэн Златошлемный, один из самых уважаемых в мире-корабле предков.

Соломона снова пробрала дрожь; короткий кивок могучей военной машины с равным успехом можно было расценить и как приветствие, и как угрозу.

Фулгрим поднял голову, взглянул на возвышающегося призрака и в знак уважения к воину ответил таким же кивком. Эльдрад заговорил снова:

— А по твоему росту и внешности я могу догадаться, что передо мной Фулгрим.

— Лорд Фулгрим, примарх Детей Императора, — встрял Эйдолон.

Соломон снова заметил тень улыбки, и сжал зубы, ожидая реакции на почти откровенное оскорбление.

— Я прошу прощения, — спокойно произнес Эльдрад. — Я не хотел никого обидеть или проявить неуважение. Я просто намеревался вести диалог согласно добродетелям, а не рангам.

— Извинения приняты, — заверил его Фулгрим. — Твое замечание совершенно правильно, не рождение и не ранг, а добродетели отличают людей. Мой лорд-командир просто заботится о том, чтобы определить мое положение. Хоть в наших обстоятельствах это и не важно, но мне все же не ясно, какое положение занимаешь ты среди своих соотечественников.

— Меня можно назвать прорицателем, — ответил Эльдрад. — Я веду свой народ через испытания, которые готовит нам будущее, и предлагаю наилучший путь, чтобы их преодолеть.

— Прорицатель… — протянул Фулгрим. — Так ты колдун?

Рука Соломона непроизвольно метнулась к рукояти меча, но он подавил порыв. Примарх категорически запретил им обнажать оружие, пока он сам не подаст пример. Но Эльдрад, казалось, не заметил провокации Фулгрима и лишь слегка покачал головой.

— Это древний термин, — пояснил он. — Возможно, слово не совсем точно переводится на ваш язык.

— Я понимаю, — кивнул Фулгрим. — И прошу прощения за необдуманные слова.

Соломон слишком хорошо знал своего примарха и понимал, что тот намеренно выбрал слово, чтобы проверить реакцию Эльдрада. Против человека такая уловка могла сработать, но на лице прорицателя не отразилось никаких эмоций.

— Значит, в качестве прорицателя ты управляешь миром-кораблем?

— Мир-корабль Ультве не имеет правителя в вашем понимании этого слова. Скорее, это можно назвать советом.

— Я полагаю, что ты и Кираэн Златошлемный представляете этот совет? — настаивал Фулгрим. — Я хотел бы узнать, с кем имею дело.

— Обращайся ко мне, и ты обратишься к Ультве, — пообещал Эльдрад.

Остиан еще раз постучал в шаткую дверь студии Серены и мысленно дал ей пять минут, чтобы ответить, а потом он собирался вернуться к себе. Работа над статуей Императора продвигалась удивительно быстро, как будто руками скульптора двигала сама муза. Но сделать предстояло еще очень много, и визит к Серене отнимал у него драгоценное время.

Он вздохнул, понимая, что Серена не намерена откликаться. Но затем послышался какой-то шорох, из-за двери потянуло слабым, но хорошо различимым запахом давно немытого тела.

— Серена, это ты? — спросил он.

— Кто там? — отозвался охрипший и огрубевший голос.

— Это я, Остиан. Открой.

Единственным ответом ему была тишина, и Остиан уже решил, что обладатель незнакомого голоса, кем бы он ни был, решил проигнорировать его просьбу. Он уже поднял руку, чтобы постучать еще раз, но засов заскрипел и начал отодвигаться, и Остиан, не представляя, кто окажется перед ним, отступил на шаг назад.