Für Elise (СИ)

Не принимая возражений, он взял ее за руку и повел в «историю края». Элиза попыталась вырваться, но безуспешно: чужая ледяная ладонь держала крепче, чем могло показаться. Оглядываясь по сторонам, она лихорадочно соображала, как остановить его, чтобы не случилось чего-то непоправимого. Понятно было, что мысль, мучившая его с самого утра, а может и раньше, наконец обрела ясную форму, и Клаас спешил поделиться ей, только вот он даже не поинтересовался, хочет ли Элиза его слушать.

— Клаас, постой, — обратилась Элиза мягко и остановила его у двери в отделение. — Расскажи мне, что случилось. За тобой как будто гнались.

— Элиза, послушай. — Он взглянул на дверь, а затем — снова на нее. — У меня есть догадка, но она может показаться тебе ужасной, и я хочу, чтобы…

— Пожалуйста, успокойся.

Она отвела его в сторону и усадила на стул, сев напротив. Клаас все время нервно оглядывался по сторонам, боясь, что из-за угла вот-вот кто-то появится: барон или кто-то страшнее. Не зная, как его успокоить, Элиза взяла его ладони, ледяные и трясущиеся, в свои и ободряюще улыбнулась.

— Расскажи мне, — повторила она. — Ты так разозлился из-за того, что случилось за ужином?

— Нет, — с горечью в голосе произнес Клаас. — Я… Я много думал, и наконец все сошлось, и… Все, что говорят про барона в Кенигсберге, местные предания, отсутствие хоть каких-то упоминаний его родни… Я понимаю, что ты мне не веришь, тебе незачем мне верить, но если все это действительно правда, то мы оба в опасности.

— Клаас, я знаю, о чем ты думаешь, и может быть господин барон действительно может казаться странным, но… Но я прожила здесь почти месяц, и я могу сказать тебе, что он обыкновенный одинокий старик. Подумай сам, будь ему триста лет, он бы не придумал, как это скрыть, а просто сидел бы на одном месте? Это ведь глупо…

— Глупо — это его попытки обмануть меня россказнями про сожженные портреты! — выпалил ученый со злостью. — Перед тем, как приехать сюда, я много прочитал, и нигде — нигде! — не упоминается ни его становление в армии, ни слова о его отце или хоть о ком-то. Вот уже триста лет везде только барон Александр Бренненбургский, неизвестно какого возраста и звания, и… Генрих Корнелий Агриппа не был тем человеком, который сошел бы с ума после поездки в прусскую глушь, ты понимаешь?! Неужели ты не замечаешь, как он даже не старается врать, считая нас с тобой глупыми детьми, которые не заметят, что здесь ничего никогда не горело? И… Я уверен, что разгадка — за тем механизмом, который ты пыталась спрятать. Если ты боишься, то будь уверена — у меня в Кёнигсберге есть покровитель, и он защитит нас от этого…

— Успокойся, — прервала Элиза и погладила его по руке. — Для начала, это место — мой дом, и меня здесь ни от кого не нужно защищать. Потом… Я понимаю, Клаас, я все понимаю, но ты… Ты слишком взволнован, и я боюсь, как бы ты не натворил чего-нибудь необдуманного. Давай оставим это до завтрашнего утра.

— Завтра уже…

— Не переживай, хорошо? — она улыбнулась. — Посмотри, какой кошмар на улице. Подумай сам, если мы вдруг решим сбежать, то даже до города не доберемся. Давай подождем, пока гроза закончится, и завтра утром вернемся, и если что-то случится — ты сможешь поговорить об этом с господином бароном.

— Нет смысла с ним разговаривать. Неужели ты до сих пор не понимаешь? Этот человек — зло, самое настоящее, которое ходит среди нас. Даже человеком его назвать нельзя…

Его слова задели что-то внутри Элизы, и она резко выпрямилась, отпустив его. Клаас попытался удержать ее руки, но, столкнувшись с гневным взглядом, стыдливо опустил голову. Он совсем, совсем не умел следить за тем, что говорит.

— Знаешь, Клаас, — заговорила она твердо. — Легко рассуждать о добре и зле, когда у тебя есть для этого деньги и возможности.

— Я не это имел в виду…

— Я не могу позволить тебе оскорблять человека, — она сделала ударение на слове «человек», — которому обязана всем, что у меня сейчас есть, вот и все. Не надо говорить мне о добре и зле, когда для тебя это просто слова, которыми ты бросаешься, как хочешь. Я восемнадцать лет прожила под одной крышей с настоящим чудовищем, которое несколько раз пыталось меня убить, и убило бы, если бы не Александр!

— Я понял, что ты хочешь сказать, Элиза, — сказал Клаас обреченным тоном. — Конечно, я не думал, что ты мне поможешь.

— Пойдем назад, — вздохнула она уже спокойнее. — Тебе нужно прийти в себя. А завтра утром, как я и сказала, мы вернемся и посмотрим, что там спрятано, и если твои опасения окажутся правдой, я… Я подумаю об этом.

— Хорошо. Я согласен.