Für Elise (СИ)

— Господин барон, — ее голос дрогнул. — Можно еще один вопрос?

— Да, — Александр остановился и слегка обернулся. — Спрашивайте.

— Мы действительно в замке одни?

Слова повисли в воздухе. Александр развернулся полностью и смерил Элизу тяжелым, изучающим взглядом, заставившим ее вздрогнуть. Его лицо на несколько почти незаметных мгновений сделалось жестким и вновь напомнило Элизе хищную птицу, сродни орлу на набалдашнике трости, но это продлилось совсем недолго. Прежде, чем он ответил, Элизе показалось, что голос сначала зазвучал в ее голове.

— Одни, — произнес он медленно. — С чего вы взяли, что это не так?

— Когда вас не было, — ответила Элиза, отводя глаза, не в силах больше выдерживать зрительный контакт, — мне постоянно казалось, что за мной кто-то следит. Наверное, я просто переволновалась.

— Все может быть, — выдохнул он с еле заметным облегчением. — Но будьте уверены, кроме нас с вами здесь больше никого нет.

— Хорошо. Простите, я вас задержала.

— Ничего. Я могу понять ваши страхи, Элиза.

Александр ушел. Элиза легла на стол, слушая удаляющийся ритмичный стук трости по каменному полу. Разговор с бароном успокоил ее и наконец-то внес хоть какую-то ясность, но в глубине души она все равно ощущала недосказанность, что-то казалось неправильным, но она так и не могла понять, что именно.

Она не смела сомневаться в Александре. Что бы ни говорил Клаас, какие непрошенные мысли не приходили ей в голову, Элиза постоянно отгоняла их, напоминая себе свои же собственные слова, сказанные той ночью. Ей не нужно знать ничего лишнего. Ей достаточно знать, что барон по-настоящему заботится о ней, и ее работа — платить тем же, не залезая, куда не просят, и не задавая лишних вопросов, ответ на которые ей все равно не понравится. К тому же, у Элизы и так было много забот — к приезду гостя замок не должен выглядеть, как руины, которые он привык исследовать.

Она не заходила в гостевую комнату с самого первого дня, когда нашла здесь записки Клааса, но с последнего визита ничего не поменялось. Стирая накопившуюся пыль, Элиза пыталась представить, каким был ученик профессора. Барон назвал его юношей — значит, он должен быть примерно таким, как Клаас, может быть, младше на несколько лет. Главное, чтобы характером он не был таким же, как историк — Элиза бы этого просто не выдержала. Она мало что знала об Англии и англичанах, слышала только, что там правила там королева Виктория. С путешественниками, проезжавшими через Альтштадт, она никогда не разговаривала, но, по словам Габриэля, они были похожи друг на друга — очень аккуратные и в словах, и в действиях. Единственное, что ее расстраивало, так это то, что Даниэль мог совсем не знать немецкого, ведь она хотела бы о многом его расспросить.

Он наверняка был очень благородным и уважал покойного профессора, раз решился приехать сюда, чтобы продолжить его дело. Элизе тоже хотелось бы заняться однажды чем-нибудь «таким» — поехать в какую-нибудь экспедицию или сделать открытие. По всему замку она находила научные книги, написанные тяжелым языком, которые она читала по страничке в неделю, но все равно читала, пытаясь разобраться хоть в чем-то, и остатки баронских исследований, будь то записи, которые уже нельзя было разобрать, или разнообразные схемы и рисунки. Александр, должно быть, всю свою жизнь посвятил науке — об этом говорила его обширная библиотека и машинное отделение, за дверью которого беспрерывно что-то гудело. Нужно было быть очень умным, чтобы сначала отстроить такое, а потом и поддерживать, чтобы оно работало спустя столько лет.

Пусть Александр и занимался ее образованием, знания, которые он давал, были в основном общими: он рассказывал о художниках и писателях, иногда — давал ей короткие уроки географии, чтобы Элиза хоть примерно знала, где какая страна находится, но в более серьезные вещи, вроде механики или анатомии, он ее не посвещал, а сама она стеснялась спрашивать, боясь, что нарвется на лекцию о том, какими вещами женщине положено заниматься, а какими — нет. Этого Элиза вдоволь наслушалась дома, и лет с десяти ее не оставляли мысли, как бы повернулась ее жизнь, родись она мальчиком. Вряд ли стало бы намного лучше, но тогда ей разрешали бы бегать, прыгать и рвать одежду. Она была бы младшим сыном, от которого никто ничего не ждет, но тогда вряд ли она попала бы в Бренненбург, который теперь не променяла бы ни на что. Может, через несколько лет, когда Маргарет подрастет, Элиза уговорила бы барона устроить служанкой и ее, или хотя бы попросила подобрать ей хорошего жениха, а не то чудовище, которое непременно отыщет отец.