— Его ищут уже несколько дней. И про Клааса все помнят. В ту ночь никто не видел никакого гонца, Элиза. Ты ведь… Ты ведь лучше всех остальных знаешь, что в замке происходит какая-то чертовщина. Меня ты, конечно, можешь убеждать в том, что это все неправда, но себе-то ты врать не можешь, правда?
Габриэль был неправ. Себя Элиза обманывала лучше, чем кого бы то ни было, и его слова нисколько не открыли ей глаза. Обо всех этих вещах она начала догадываться еще давно — еще когда пропал Клаас, только в то, что Александр похищал людей из города, ей было тяжело поверить, пусть она и прекрасно слышала вой, раздававшийся по всему замку ночами из темницы, которая должна стоять заброшенной, и помнила ощущение чужого присутствия, когда Александр уехал.
— Я видел Собирателя, — прошептал Габриэль, наклонившись к ее лицу, и Элиза видела, как дрожат его губы. — Он бежал в сторону замка. Я боюсь за тебя, ты понимаешь? Если я потеряю еще и тебя, то…
— Я понимаю, — она погладила его по небритой щеке. — Но мой дом теперь здесь, Габриэль, и я отсюда не уйду. К тому же, здесь я в безопасности.
— Почему ты так уверена?
— Подумай сам. Если ты прав, то страшнее барона здесь никого нет, — сказала она, выдавив улыбку. — А он точно не даст меня в обиду.
— Ты ему веришь?
— Да. Не переживай обо мне.
— Извините, я не помешаю вам?
Элиза вздрогнула и отпрянула назад, услышав невдалеке чужой голос. Крепко сжимая садовые ножницы, Даниэль стоял в десяти шагах и смотрел на них с выражением мрачного веселья и интереса на лице. Как и Габриэль, он был бледен, только на щеках проступили красные пятна. Верховой, увидев его, помрачнел еще сильнее. Ножницы щелкнули в руках Даниэля, и Элиза снова дернулась от резкого звука, но англичанин просто перехватил их и подошел к кусту дамасских роз.
— Не обращайте на меня внимание, — сказал он, смерив обоих тяжелым взглядом, как будто подражая Александру.
— Я уже ухожу, — Габриэль беспокойно поправил шляпу. — До свидания.
— До свидания.
— Увидимся, — проронила Элиза, не отрывая взгляд от Даниэля, который с напускной безразличностью срезал цветы и складывал в корзинку. Барон делал это куда аккуратнее и точнее, когда как руки его подмастерья дрожали и срезали слишком много лишнего, то вовсе обрезая соцветия так, что они чуть ли не распадались на лепестки.
Габриэль ушел, скрывшись за поворотом, и вскоре англичанин тоже оставил свое занятие, небрежно бросив ножницы в корзинку. Он повернулся к Элизе, не решавшейся уйти или сказать что-то первой. Сейчас, когда они остались наедине, Даниэль успокоился — черты его лица словно стали мягче, а мрачное выражение стало скорее обидчивым, как будто он… ревновал? Она тут же отогнала глупую мысль, пришедшую в голову. Наверняка Даниэль знал, что верховой ей был как старший брат, не больше и не меньше, поэтому ревновать Элизу к нему было глупо, но другого объяснения его поведению найти она просто не могла.
— О чем вы разговаривали? — спросил он как бы между делом, отведя глаза в сторону и укладывая цветы.
— Ни о чем. Габриэль приехал сказать, что моя младшая сестра заболела. Он тоже за нее переживает.
— У тебя есть сестра? — Она ляпнула первое, что пришло в голову, но Даниэль поверил и заинтересовался. — Ты не говорила.
— Как-то к слову не пришлось, — Элиза пожала плечами. — Но да, есть. Ее зовут Маргарет.
— И сколько ей лет?
— Десять. Через месяц будет одиннадцать.
— Вот как, — он выглядел опечаленным, как будто Элиза задела в нем что-то важное. — У меня тоже есть… есть сестра. Ей пятнадцать, ее зовут Хейзел. Когда я уезжал в Алжир, она лежала в больнице.
— Я помолюсь за нее, — пообещала она, положив Даниэлю ладонь на плечо. — Уверена, она уже поправилась и ждет, когда ты вернешься.
— Вернусь?
— Вернешься, конечно. Куда же ты денешься?
Разговор о сестре выбил Даниэля из колеи, и он выглядел как никогда растерянным и грустным, словно находясь в Бренненбурге он совсем позабыл о мире, что лежал за его пределами. Элиза чувствовала себя виноватой за то, что вот так напомнила ему о Хейзел — наверняка он по-настоящему любил ее, раз так переживал. Элизе всегда хотелось знать, каково это, когда у тебя есть вот такой старший брат, который любит тебя и переживает, находясь так далеко от дома. У нее был только мертвец Фридрих, при жизни бывшей отменной сволочью, которого она братом-то не считала.
Вдвоем, не говоря друг другу ни слова, они пошли обратно в замок. Даниэль нес в руках корзину с розами, но Элизе не хотелось спрашивать, зачем они ему и почему барон не пошел сам. Она прокручивала в голове слова Габриэля, не зная, верить им или нет. С одной стороны, она действительно как никто другой знала, что в замке что-то не так, и она давно догадалась, что в подземельях происходило нечто куда опаснее и страшнее, чем обычные эксперименты, но мысли о том, чтобы сбежать в город, бросив Александра, она даже не допускала. В конце концов, что бы он ни делал, ее это пока что не коснулось.