Für Elise (СИ)

— Да, — Элиза пожала плечами. — Хотя мне кажется, что он… Поменялся, наверное. Он ведет себя с вами очень грубо.

— Я могу ему это простить, но вы все равно должны быть с ним осторожнее. Неизвестно, что с Даниэлем будет дальше.

— Почему?

— Можно сказать, мы с ним ученые на пороге открытия. Даниэль очень молод и взволнован, поэтому иногда забывается. Вряд ли он будет намеренно вредить вам, — Александр отвел глаза в сторону. — Но вы все равно должны быть настороже.

— Я поняла.

Барон перехватил трость и удалился. Элиза снова осталась наедине с замком, который после слов Александра действительно ощущался неприятной тяжестью, навалившейся на плечи, и со своими собственными мыслями. Ее до сих пор не покидало чувство, что от нее что-то скрывают — причем что-то невероятно важное и в то же время простое, что объяснило бы все в Бренненбурге странности.

В детстве она слышала о замке много историй. Часть была откровенным вымыслом, страшилками, призванными оградить детей от походов через лес. Часть рассказывали только шепотом — но и то только для того, чтобы пощекотать себе нервы или взять кого-нибудь из товарищей на слабо, заставив пробраться к самым воротам, постучаться в них и тут же бежать, боясь, что они вдруг откроются. Элиза помнила о Собирателях, названных так потому, что они воровали из города животных и загулявшихся допоздна детей, о бессчетных призраках, ходивших по лесу и умолявших избавить их от страданий, но никогда не воспринимала россказни всерьез. Если бы в Бренненбурге водились привидения, ей было бы суждено стать одним из них, как и барону, как и Даниэлю — хотя Даниэль уже им стал.

От вежливого, обходительного юноши, приехавшего в замок каких-то две недели назад, не осталось почти ничего. Чем бы они с бароном ни занимались, их открытия меняли Даниэля до неузнаваемости — он стал подозрительным, нервным и грубым, хотя с Элизой все еще пытался обходиться вежливо, но она не была идиоткой. Иногда, убираясь, она замечала на себе тяжелый взгляд из-за угла, как будто он ждал от нее какого-то подвоха — Элиза даже представить не могла, какого, и делала вид, что ничего не видела.

Иногда, как сегодняшним утром, Даниэль словно приходил в себя, и выглядел подавленным и измученным. Он напоминал человека, очнувшегося после горячки — он с трудом узнавал знакомые места и многое забывал. Элиза могла предположить, в чем причина — убираясь, она находила в его комнате пустые флаконы, пахнущие чем-то приторным и тяжелым. Сам Даниэль говорил, что опиум ему назначил врач, но Элиза в это не верила.

Она вышла на улицу, собираясь проведать Анхелу. Барон больше не отправлял ее в город, впрочем, Элиза и сама не горела желанием туда ехать. Для жителей Альтштадта она не была больше Элизой Циммерман, дочкой фермера, плясавшей по пятницам в «Мельнице» и прячущейся от отцовского гнева в гостиничной каморке — она теперь баронская горничная, которая доложит, если увидит в городе что-то не то. Или же с нее можно будет спросить за преступления, которые приписывали самому барону.

Иногда Элизе хотелось кричать от бессилия — она не могла помочь ни Александру, ни Даниэлю, и на недовольных горожан повлиять тоже не могла. Все, что ей оставалось, это делать свою работу молча и следить, чтобы хотя бы внешне Бренненбург оставался если не идеальным, то хотя бы сносным — чистым, теплым, без мясных наростов по углам. С ними она почти справилась, несколько дней подряд поливая наросты кислотой, и они, пусть и не пропали совсем, стали намного меньше, словно неизвестная зараза отступила — или затаилась на время, чтобы собраться с силами и захватить замок целиком.

Пересекая внутренний двор, Элиза, к своему удивлению, услышала за крепостной стеной знакомые голоса. Кто-то — с английским акцентом, вставляя между слов английские же ругательства, говорил что-то про барона и уважение, а кто-то, несмотря на дрожь в голосе, пытался дерзить. Элиза вышла за ворота и увидела у стены Даниэля, держащего за руку сопротивляющегося Джейкоба, у ног которого валялось ведерко и кисть, испачканная в белой краске.

— Что здесь происходит?! — Она подбежала к молодым людям, встревая между ними. — Что вы делаете?

— А вы разве не видите?! — возмутился Даниэль, не выпуская мальчишку. — Это ваша работа — следить, чтобы никакая шпана не портила стены замка, Элиза!

— Не смей так с ней разговаривать, ты!

— Замолчите оба! — закричала она. — Вы правы, Даниэль, это моя работа, поэтому будьте так добры, отпустите его! Думаете, господин будет в восторге, если вы сломаете руку одному из его подданных?