Элиза оттеснила Джейкоба назад и гордо вздернула голову, пытаясь скрыть дрожь в теле. Разница в росте с англичанином еще никогда не казалась ей такой угрожающей — при желании Даниэль мог взять ее и сломать пополам, но он только свирепо посмотрел на нее, с силой стиснул челюсть и наконец отошел на шаг назад. Упоминая при нем барона, она не знала точно, как он отреагирует, но, к счастью, имя Александра для него еще что-то да значило. Снова выругавшись на английском, Даниэль развернулся и пошел обратно в замок, по дороге ударив кулаком по створке ворот. Только тогда Элиза смогла облегченно выдохнуть и взглянуть на Джейкоба, который был напуган не меньше, чем она.
— Объясняйся, — устало, но строго сказала Элиза. — Что ты тут делал?
— Мы с ребятами пришли, — ответил Джейкоб грубовато. — Хотели на стене написать, что барон — убийца, но выбежал вот этот. Все разбежались, а я…
— Что ты хотел написать? — она схватила мальчишку за руку. — С ума сошел?!
— Это правда! Так все говорят, и Габриэль видел, как Собиратель бежал в замок!
— Замолчи немедленно! — Элиза огляделась по сторонам, боясь, как бы не вернулся Даниэль. — Ты бы хоть постеснялся мне в лицо это говорить.
— С чего бы? Я знаю, что тебя здесь держат насильно. Ты ведь не от хорошей жизни пошла прислугой работать, а теперь не можешь никуда деться, потому что иначе тебя тоже убьют, разве я не прав?
— Нет, не прав.
Попытки Джейкоба раскусить ее и надавить на точки, которые он сам себе придумал, выводили ее из себя, и Элиза еле сдерживалась от того, чтобы залепить мальчишке подзатыльник. Мало того, что из-за него у нее теперь возникли проблемы с Даниэлем, который такое вряд ли забудет, так еще и стену придется оттирать — половину он все написал. Наверняка ребятня, которая была с ним, уже вернулась в город и рассказали все родителям, и без того подлив масла в огонь. Теперь, кроме слухов о самом бароне, они начнут говорить о том, что его гость такой же сумасшедший, так еще и бросается на детей.
— Заставить бы тебя все это оттирать, — вздохнула Элиза. — Только видеть тебя больше здесь не хочу. Проваливай, пока я не передумала.
— Если ты пойдешь со мной, я тебя спрячу.
— Голову свою спрячь! — она замахнулась, и Джейкоб отскочил назад. — Пошел вон!
Он побежал вниз по холму, к лесу. Элиза, тяжело вздохнув, вернулась во двор за ведром и тряпкой. Пусть оттирание художеств Джейкоба не заняло у нее много времени, она чувствовала такую усталость, будто таскала туда-сюда тяжелые мешки. Защищать честь своего господина было всего лишь еще одной обязанностью, но Элизе казалось, что она совсем для нее не подходила — таким должен заниматься управляющий в богатом фраке, ведущий себя безупречнее любого дворянина, а такая, как Элиза, должна ходить у него в подчинении и только и делать, что мыть полы да стирать одежду. Но управляющего в Бренненбурге, кажется, никогда и не было — по крайней мере, Габриэль никогда о нем не упоминал и решал вопросы лично через барона. Александра можно было понять, ведь наверняка он хотел и сэкономить на прислуге, и не любил шума, который непременно возник бы, живи в замке еще несколько человек.
Закончив с надписью, она вернулась в замок, с осторожностью пробираясь по коридорам к своей спальне — меньше всего сейчас ей хотелось налететь на Даниэля. Элизе хотелось верить, что он сам зайдет к ней ближе к вечеру и извинится, но она понимала, что он не придет. Еще три дня назад — пришел бы, неделю назад — и вовсе не позволил бы себя так вести, но сегодняшний Даниэль не имел с собой из прошлого ничего общего, кроме лица и имени, и Элизе приходилось признавать, что Александр на его счет был целиком и полностью прав. Она не представляла, чем они подолгу занимались в подвалах, но Даниэль из-за этого совсем потерял голову, и уже никто не знал, что с ним будет дальше.
Может, барон и пошутил насчет их свадьбы, но иногда, перед сном, Элиза представляла себе этот день — она представляла себя в мамином подвенечном платье, которое висело в платяном шкафу в их комнате и ждало своего часа, Даниэля, красивого и веселого, всех ее друзей, собравшихся вместе, даже его больная сестра по такому поводу приехала бы. К алтарю ее непременно вел бы Александр — герра Циммермана не пустили бы даже на порог церкви. Этот день стал бы самым счастливым в ее жизни, если бы он только мог стать реальностью.
— Я хочу, чтобы все было хорошо, — прошептала она себе под нос, вздрогнув от неожиданно накатившего чувства тоски и тревоги. — Как раньше.