Фурии Кальдерона

– Но ты сама хочешь целовать меня, – возразил Бернард.

– Нет, – сказала Амара. – То есть да, но теперь не время.

– Не время? И куда ты сейчас пойдешь?

Он снова наклонил голову и осторожно поцеловал ее в шею. Его язык пощекотал ее кожу, и тело ее словно пронзило молнией, наполнив неведомым доселе желанием. Она ощутила, как против воли прижимается к нему.

Схватив его за волосы, она снова привлекла его губы к своим губам и жадно припала к ним. Забыв про все, она прижималась к нему, а руки ее скользили по его груди, рукам, плечам. Потом она оттолкнулась спиной от двери и, продолжая прижиматься к нему всем телом, двинулась через камеру, пока он не споткнулся о лежанку и не опустился на нее.

Так и не отрываясь от его губ, она уселась ему на колени. Руки его – большие, сильные – сжали ее талию, и страсть вспыхнула в ней с новой силой. Ей вдруг захотелось ощущать эти руки на своих бедрах, на спине, на горле – везде.

– Это всего лишь поцелуй, – прошептала она почти невнятно, ибо ее губам не хотелось отрываться от его губ ради такой мелочи, как слова. – Только и всего… Всего поцелуй…

Она перестала сопротивляться своей страсти, целуя его в подбородок, в шею, в ключицу, чуть прикусывая его кожу.

– Только и всего, – согласился он, но в голосе его слышалось страстное рычание.

Руки его сжали ее талию, потом скользнули ниже, на бедра.

На мгновение Амара оторвалась от его губ, вглядываясь в его лицо, пытаясь собраться с мыслями. Однако это оказалось нелегко – гораздо проще было бы сорвать одежду с себя, с него, коснуться своей кожей его кожи. Ей хотелось ощущать на себе его вес, ощущать его силу в себе, сопротивляться ему и сдаться в этой борьбе. В ней горел жаркий огонь примитивной животной страсти, противостоять которой было почти невозможно. Издав негромкое, страстное рычание, она принялась возиться с пряжкой его пояса.

– Погоди, – пробормотал он. – Ох… вóроны. Брутус, идиот ты этакий. – Бернард сделал пару быстрых шагов в сторону от Амары и поднял руку ладонью к ней, приказывая остановиться. Потом нахмурился, сосредоточиваясь. – Нет. Уймись, Брутус.

И Амара, опомнившись, вдруг обнаружила, что сидит на лежанке, замерзшая, голодная, тело ее болит от давешних испытаний и от угасающего желания, одежда растрепана, волосы спутались, а губы распухли от поцелуев.

Она подняла руку и коснулась виска:

– Т-ты… ты меня околдовал.

– Знаю, – вздохнул красный как рак Бернард. – Я не хотел. Извини.

– Ты натравил на меня свою земляную фурию.

– Извини, – быстро повторил Бернард. – Брутус… моя фурия порой считает, будто лучше меня знает, чтó мне нужно. – Он тяжело опустился на пол. – Прости. Я сам не понимал, что это он делает, иначе я бы никогда не допустил такого. То есть я… – Он тряхнул головой, потом помолчал немного. – Я очень давно не занимался этим. А Брутус просто… просто хотел, чтобы у меня все было хорошо.

Долгую минуту она молча смотрела на него, сидя на лежанке, постепенно успокаивая дыхание и чувства. Потом поджала колени под подбородок и обхватила их руками. Взгляд ее упал на тапки, в которые обула ее Исана еще там, в домене.

– Ты был женат, – негромко сказала она.

– Десять лет назад, – так же тихо отозвался Бернард. Казалось, он боится, что, произнеси он эти слова хоть немного громче, они вырвутся из его рта жестокой отрыжкой. – Она умерла. И мои дочери тоже.

– И ты не… – Она не договорила.

Он мотнул головой:

– Слишком много дел. Да я и не хотел ничьей близости до тех пор, пока… – Он перевел дыхание. – Пока ты не поцеловала меня вчера ночью. Должно быть, это задело что-то там, внутри.

Амара не удержалась от некоторой язвительности в голосе:

– Наверное, задело.

Бернард покраснел еще сильнее и опустил глаза. Она устало усмехнулась:

– Да полно, Бернард. Все в порядке. Ты ведь не сделал мне больно.

И ведь она получала от этого удовольствие. Хотела этого. Она сама едва не покраснела. Одного воспоминания о том, как хотелось ей этого поцелуя, хватило для того, чтобы ее пробрала дрожь.

– Все как-то неправильно. – Он посмотрел наконец на нее. Взгляд его был тревожен и, как ей показалось, удивительно беззащитен. Было видно, он переживает за то, что она о нем подумает. – Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Она кивнула:

– Конечно. Ну, не считая того, что мы так и сидим взаперти.

– Мне кажется, нам недолго осталось переживать на этот счет. Собственно, потому я и хотел поцеловать тебя. Я не хотел заходить дальше, но поцеловать хотел – как знать, может, другого шанса не представится, пока все не началось.

– Что не началось?

Бернард склонил голову набок:

– Слушай.

Откуда-то издалека донесся полуночный бой колокола.

– Смена караула, – пояснил Бернард. – Если Плювус живет по правилам, он отправится спать, сдав дежурство одному из старших офицеров.

– Отлично, – буркнула Амара. – А к нам-то это какое имеет отношение?

– Это даст нам шанс переговорить с кем-нибудь из моих знакомых, – ответил Бернард. Он встал, продолжая прислушиваться, и не прошло и минуты, как тяжелая дверь наверху со скрипом отворилась.

Сердце у Амары снова забилось сильнее.

– Они нас выпустят?