Она подняла бровь.
– Ты же ненавидишь его.
– Да, но все же… Я устала. Пойду.
– Никуда ты не пойдешь. Тебе просто нужно второе дыхание. И во-первых, – она подняла палец, – у нас с Энди все кончено.
– В самом деле? В какой уж раз?
– Спасибо за сочувствие.
– Я просто хотела сказать…
– И во-вторых, – не дала мне договорить она, бросая быстрый взгляд через плечо и лукаво улыбаясь Майку, который покупал три очередных жетона, чтобы выиграть наконец для нее приз – мягкую игрушку, – во-вторых, ты ведь не всерьез думаешь, что я собираюсь с ним спать?
– Ведешь ты себя именно так.
– После его слов? Ты в своем уме?
– А что он такого сказал?
Робин закатила глаза и прогундосила низким голосом:
– «Эй, дамочки, не желаете покататься на моем члене?»
– А я тебе говорила, ну его к черту. Но тебе взбрело в голову…
– Взбрело в голову что?
– Дать ему то, что он хочет. – Я пожала плечами.
– Ты действительно так думаешь? – Робин застонала. Проходивший мимо малыш указал на нее пальцем и засмеялся. Робин состроила гримасу и оттопырила нижнюю губу, обнажив багрово-красные десны. – О господи, Вайолет, – продолжала она, глядя, как мать тянет ребенка за собой, – неужели у тебя совсем мозгов нет?
– Что ты хочешь этим сказать?..
– Сейчас сама увидишь. Просто… – Она взяла меня за запястья, подсунув указательный палец под браслет. – Просто не уходи, будь умницей.
Я знала, что буду, однако же сделала вид, будто колеблюсь, поглядывая при этом через плечо на Майка, который старался уговорить служителя павильона просто продать ему игрушку.
– Ладно, договорились, – сказала я. – Но если снова начнешь свои игры со мной, уйду.
Она наклонилась и чмокнула меня в щеку.
– Идет. А пока давай уведем отсюда этого болвана, пока он чего-нибудь не натворил. – Она повернулась к нему. – Ты что, жульничать собираешься? – насмешливо бросила она, выделяя каждое слово. – Чертов неудачник.
Она взяла его под руку и хорошо знакомым мне движением склонилась к его плечу, рассыпав по нему свои волосы. Сколько уж раз я попадалась на этот прием, когда она переписывала у меня домашнее задание или пыталась уговорить выкинуть какую-нибудь дурацкую шутку. И всегда срабатывало. Сработало и сейчас.
– Пошли к тебе, – сказала она, глядя прямо в глаза Майку.
– С чего это? – спросил он, подаваясь немного назад.
– С того, что мне совершенно не хочется проводить весь вечер в компании орущих детей.
Он поднял бровь, потоптался на месте.
– Лет-то тебе сколько?
– Достаточно, чтобы понимать, что к чему.
Я засмеялась против воли – прозвучало действительно смешно, утрированно, искусственно, как в дурном фильме. Это заставило обоих обернуться ко мне, словно они удивились, что здесь есть еще кто-то.
– Ладно, пошли, – сказала я, чувствуя, что у меня розовеют щеки. – Чего стоим?
Он посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Робин; глаза у него заблестели.
– Ну что ж, – произнес он наконец, и они направились вперед, сбиваясь с шага, спотыкаясь и стараясь идти в ногу.
Я копалась в карманах в надежде, что Робин сунула туда пакетик с порошком или чем-нибудь в этом роде. Пальто она никогда не носила, разве что совсем уж в сильный мороз, когда надевала потрепанную, видавшую виды шубку, так что использовала мои карманы как хранилище для предметов, слишком мелких для ее сумки или слишком больших, чтобы заткнуть их в лифчик. Случалось, просыпаясь утром, я находила частички ее – всякие побрякушки с налипшим на них песком или клочки бумаги, из которых она любила складывать разные фигурки. Робин никогда не требовала их назад, так что ящики моего туалетного столика были забиты всяким хламом и представляли собой галерею напоминаний о полузабытых ночах.
Но сегодня в карманах оказалось пусто.
С каждым шагом, отдаляющим нас от сверкающий огнями ярмарки, я вроде как опускалась немного ниже, по мере того как становилось темнее, глаза глубже западали в глазницы черепа.
– Далеко еще? – негромко спросила я. Они либо не услышали, либо решили не отвечать.