Фурии

Я собралась было встать, но он крепко схватил меня за руку, вдавив большой палец во внутреннюю поверхность запястья.

– Какого?.. – Я попробовала освободиться, но он не ослаблял хватки. Под ногами что-то треснуло, он надавил мне на плечи с такой силой, что, казалось, ключицы не выдержат. Я заморгала и повернулась к нему, отдирая от себя свободной рукой его пальцы. Глаза его налились кровью, зрачки походили на булавочные головки. Он судорожно сглотнул, замотал головой, закашлялся. Я снова рванулась, на сей раз он отпустил меня и, закрыв глаза, повалился со стула.

Я посмотрела на Робин, потом на него: из носа на подбородок стекала струйка крови.

Я снова повернулась к Робин: ее рот был приоткрыт, между зубами виднелся кончик языка.

– Робин… Робин, что ты, черт возьми, только что сделала?

Мне кажется, есть в жизни моменты – их наиболее остро (или, по крайней мере, чаще всего) переживаешь в пьянящие годы юности, – когда девушка решает, кем ей стать или чем заниматься. Одни бегают за парнями, завивают волосы, плавают в душистых волнах парфюмерных магазинов, пробуют свои чары. Другие читают книги и наслаждаются одиночеством, а есть такие, которые одиночества терпеть не могут; одни любят поесть, другие равнодушны к еде. Некоторые прокалывают уши и ноздри, делают татуировки. Есть злюки, скалящие зубы и царапающиеся. Есть серьезные девицы, одевающиеся в красное, которые самозабвенно завывают и визжат на концертах мальчиковых групп. Некоторые читают модные журналы и ходят по субботам в магазины, завистливо трогая одежду, которую на стипендию не купишь. Есть те, что мечтают о материнстве, и есть молодые матери, тоскующие по вольной молодости. Девушки искусства. Девушки науки. Девушки, которые справятся с чем угодно.

И еще есть невидимки: бояться таких никому и в голову не придет. Они прячутся за неприглядной внешностью, они флиртуют и хихикают. Все эти загадки и ужимки просто прикрытие для них, а на самом деле они способны на кого угодно плеснуть кислотой или прижечь сигаретой. Для них нет правил.

Я прикоснулась у к руке Робин.

– Он?..

– Да нет, не думаю.

– Не думаешь?!

– Не дергайся.

Она наклонилась и прижала ладонь к его груди. У меня перехватило дыхание. Ее рука почти неуловимо поднялась и опустилась, она отдернула ее.

– Все с ним в порядке. – Робин вытерла ладонь о юбку.

– Судя по виду, не скажешь. – Я смотрела, как у него на лбу выступают капли пота; кожа белая как мел. – Что это за дрянь?

– Не знаю. У Энди нашла. – Она фыркнула и с усмешкой посмотрела на меня. – Я же сказала: это не для тебя.

– Ты что, смеешься? Он же мог…

Робин сердито посмотрела на меня.

– Остынь, Вайолет. И не строй из себя дуру.

– Это я-то дура?!

Она принялась передразнивать меня, повторяя мои слова писклявым детским голосом и дергая руками, как марионетка. Голова у меня раскалывалась, лицо горело, меня всю трясло от ярости.

– Робин, прошу тебя, – с трудом, тонким голосом (таким же, к стыду своему вынуждена признать, каким она только что говорила, изображая меня) сказала я, – нечего нам здесь делать. Надо вызвать скорую и уходить.

– Им кажется, что с нами можно обращаться, как с дерьмом, – сказала Робин, словно продолжая мысль, которую я упустила. – Все они, сволочи, одинаковые.

– Но ведь этот-то ничего не сделал.

– Смеешься? Он на сколько… – Робин наклонилась и указала на желтые пятна у него под глазами, морщины на вспотевшем лбу, – …лет на десять нас старше? И не говори, что ему это было неизвестно, он ведь спрашивал.

– А ты ответила, что уже достаточно взрослая!

– И что, у него своих мозгов нет? – Робин закатила глаза. – Он что, не мог сказать: «Понимаешь ли, я взрослый мужчина, я должен нести ответственность за свои действия. Извини, пожалуйста». И ушел бы с миром, и ничего бы не было.

– Ну да, ты у нас, конечно, образец ответственного поведения.

Слова вырвались откуда-то из темных глубин сознания, я и подумать не успела. Сердце у меня упало.

– Что ты сказала? – вскинулась Робин.

Снаружи послышались шаги. Увидев чей-то силуэт, мы застыли на месте. Человек прошел мимо. Робин не сводила с меня глаз, на ее шее вздулись вены. Когда она наклонилась, чтобы выключить музыку, стало заметно, как они пульсируют.

– Какое мое поведение ты называешь безответственным? – помолчав немного, спросила она.

Я опустила глаза и уставилась в черное пятно на полу.

– Оставим это.

– Нет, объясни, что ты имела в виду.

– Говорю же, забудь.

Я услышала собственный голос, капризный, как у ребенка, взирающего на недовольных родителей. Увидев, что она шагнула ко мне, я закрыла глаза и крепко, так что побелели костяшки пальцев, стиснула кулаки. Она вздохнула. Напряжение словно бы вышло из нее, растворившись в воздухе, я всей кожей почувствовала легкое покалывание.

– Ну же, Вайолет, – спокойно проговорила Робин и, потянувшись ко мне, прижала большой палец к белому шраму на моей ладони, упершись в него ногтем. – Пожалуйста, Вайолет, скажи, что не так.

Я вздохнула, не поднимая глаз.

– Когда мы были дома у декана… Короче, я кое-что нашла. В гараже.