Футляр для музыканта

– Мама, ты о чем-то задумалась, и кофе остыл, – Джилл робко оторвала ее от размышлений. – Я чем-то расстроила тебя? – спросила она озабоченно.

– Нет, нет, моя дорогая, я просто устала немного.

Маренн приподнялась в кресле и поцеловала дочь в висок.

– Бессонная ночь, а еще много раненых ждут меня в клинике. – Она слабо улыбнулась, допивая кофе. – Наоборот, я рада, что состояние нашего подопечного, – она имела в виду Гленна Миллера, – настолько улучшилось, что к нему возвращаются память и хорошие эмоции. Я обязательно сегодня навещу его. Спасибо, что ты передала мне его просьбу, – поблагодарила она. – А как ваши уроки игры на тромбоне? – спросила она легко, чтобы Джилл окончательно успокоилась. – У тебя уже есть успехи?

– Ой, мама, это так трудно! – Джилл рассмеялась. – У меня прямо внутри все болит. Гленн говорит, что надо тренировать легкие, это как пианисту надо тренировать пальцы. Но когда мне тренироваться? – она развела руками. – Не могу же я дудеть на службе, меня вызовут в службу собственной безопасности в четвертое управление, чтобы выяснить, не сошла ли я с ума случайно. Так что я пробую только на уроках. Гленн понимает меня, он ко мне снисходителен, – добавила она и тут же спросила озабоченно: – Мама, а что будет с ним дальше? Ведь так просто его не отпустят, я подозреваю. Отправят в лагерь? Я за него переживаю, – призналась она. – В лагере он заболеет и умрет. Его там могут просто убить охранники. Неужели он больше никогда не выйдет к публике, чтобы руководить оркестром, не напишет больше музыку, которую полюбят все? Это же ужасно, мама.

– Я думаю, его судьба решится в самое ближайшее время. Я, а главное, бригаденфюрер Шелленберг, мы сделаем все, чтобы облегчить его судьбу. Именно этим я занималась все предыдущие сутки и собираюсь заниматься дальше. Положение Гленна тяжелое, – призналась она. – У него здесь, внутри рейха, много противников. Нет, не тех, кто не любит его музыку. – Она улыбнулась, заметив, как красиво очерченные брови Джилл приподнялись в изумлении. – Его музыка вообще здесь мало кого волнует, разве что тебя и Зилке. Есть силы, которые очень хотят использовать его для достижения собственных целей. И именно этому мы стараемся помешать.

– Мама, а я чем-то могу помочь? – спросила Джилл взволнованно. – Я готова, мама.

– Можешь, – кивнула Маренн. – Вот, например, сегодня не забыть передать бригаденфюреру папку, которую я тебе привезла. Это тоже ради спасения Гленна.

– Я бы и так не забыла, я никогда не забываю поручений, – ответила Джилл. – Но теперь я сделаю это просто в первую очередь, – пообещала она.

– Ну, а еще продолжай брать уроки, – посоветовала ей Маренн с улыбкой. – Этим ты поможешь выздоровлению Гленна, ведь находиться постоянно во враждебном окружении, как он, оторванным от родины, от родных, к тому же не зная, как все сложится дальше, это очень трудно. Ваши с Зилке посещения отвлекают его от грустных мыслей, хорошее настроение усиливает организм, и он скорее идет на поправку. Он пережил страшную катастрофу и чудом выжил. Мы должны сделать все, чтобы он поправился. Пока он не поправится окончательно, я не позволю, чтобы его забрали из Шарите. Это уж в моей власти. А на это уйдет еще месяца три-четыре, – заключила она. «Тогда и посмотрим, где будут американцы и где будут большевики, – заметила она про себя. – Не исключено, что кто-то из них уже настолько приблизится к Берлину, что композитор Гленн Миллер вполне сможет дойти пешком до соотечественников или их союзников, – подумала она с горькой иронией. – Хотя попасть к большевикам – это не намного лучше, чем сюда, в гестапо. Но если американцы узнают, что он там, с его популярностью он и от большевиков скоро вернется на родину».

– Что ж, мне пора в Шарите.

Маренн взглянула на часы и, затушив сигарету в пепельнице, встала с кресла.

– Пожалуйста, вызови мне машину из гаража, – попросила она дочь. – Сюда меня привез Фриц Раух, но сейчас он уже вернулся к своим обязанностям. И если тебя не затруднит, сообщи мне сразу же, как только бригаденфюрер вернется на Беркаерштрассе.

– Хорошо, мама. – Джилл подошла к столу и сняла телефонную трубку. – Сейчас я позвоню. И передай, пожалуйста, Гленну, – попросила она, – что я выучила четыре такта композиции, которую он мне дал, самую простенькую, конечно, – она рассмеялась. – Если я освобожусь сегодня раньше, я обязательно приеду и сыграю ему. Хотя очень стесняюсь.

– Я все скажу ему, – пообещала Маренн, направляясь к выходу.

– Привет, мама! Привет, папа!