Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Каждому из нас дан один орган речи, но что за беда. Мы будем говорить несколько сразу. Поэзия которую нельзя читать, а надо слушать. Поэзия переносится на эстраду. Первый шаг к фонографу. Освобождение от власти букв. Письменность только средство, более ничего оно не значит. Первый шаг к освобождению поэзии от глаза, которое мы провозглашаем и которого ждём. В оркестр могут врываться хоровые места звука исключительно. Одно слово может набегать на другое подобными звуками, слова в созвучиях будут вязаться подлинно. Темы, набегающие друг на друга и друг друга преодолевающие. Возможности, которых нельзя угадать и которым нет числа. Пригодность металла для всего, кроме одинокой песни затерянных душ и чтения про себя. Но не только поэзия одновременности занимает нас. Нам мало тех звуков, которые может извлечь наш рот. Мы не видим никаких оснований для того чтобы употреблять чистые звуки. Мы давно знаем их. Аккуратные они наливались в бокалы слов словно ликёры полосами, не смешивая их друг с другом. Но нам надоела эта американская выдумка, мы провозглашаем сочетание звуков, что поможет найти иные, не менее старых пригодные для наших задач. И произнося одновременно все звуки входящие <в> слово получаем их синтез, звук таящий слово и множество сочетаний, но освобождённых от времени, низвергнутого всёчеством, получаем вневременные слова.

Вневременное слово, сочетание звуков и поэзия одновременности. Вот три первых проявления многовой поэзии. Вот три первых машины из металла MV, которым суждено стать славными и наводнить мир работой.

Наше сознание выучилось колоться, сознание привыкло дробиться и делать сразу несколько дел. Поэзия одного рта одна не может насытить его. Поэзия должна уметь говорить обо всём сразу, не дробить переживания, выстраивая мысли в ряд у рта, заставляя дожидаться очереди. MV поэзия одновременно хватает билеты и бросает их, чтобы поднялась неряшливая сутолока вместо чинности и разглядывания стен. Бездарная жизнь.

Мы не хотим оставаться верными сознанию, которое не знало ни одновременных мыслей, ни одновременных слов. Оно располагало звуки во времени и создало временное слово. Но мы всёки, дети демократического века и последователи социальных учений современности можем без [слуги] времени готовить слова. И делая звуки одновременными получаем – вневременное слово, звук, таящий все звуки создавшие слово. Пусть ухо и мозг вырастут до него.

Слова бродили доселе отдельно, MV учит складывать их. Чванные куроводы разделили породы загородками и никому не приходит в голову посмотреть, какие выйдут помеси. Что ж сломаем и получим сложенные многослепленные слова. Сколько новых видов.

И звукам довольно быть одинокими смешаем их на палитрах всёчества, получим аккорды, которые мы научились извлекать ибо у нас не один палец, как у верных поэзии одного рта, а много, только что выросших. Ибо использовано однообразие барменов угощающих посетителей отдельными напитками или осторожно полосами наливающих ликёры в бокалы слов. Давайте устроим хорошую мешанину, чтобы она отняла ноги с одного глотка у привыкших [быть трезвыми]. Сюда всё что есть в погребах ртов. Ревите засидевшиеся зады. Ни рвотное, ни слабительное вам не помогут. Мы будем готовить MV [до тех пор] пока не останется баров, не торгующих мешаниной.

Поэзия одновременности, вневременное слово, сложение слов и сложение звуков машины выстроенные из MV. Затопив мы отапливаем их нефтью нетерпения и пускаем их в ход.

Не только поэзию одновременности родит MV. Но и сочетания звуков. Азбука росла рощей дерев наставительно покачивавших головами. Но деревья пора ломать (чтобы высосать тепло и выпилить паркетные плитки для палат поэзии). Мы пришли, всёки-дровосе-ки. Нашли топоры и пилы из MV. Делаем раны в деревьях. Расщепляем. Из свистящих вырубаем клин<ья> забиваем их в стволы губных. Царапающий треск. Рушатся охая. Пилы скрежещут зубами, осыпая землю кусочками искрошенной кости. Бревна на фабрику всёчества. Выпиливаем из них паркетные плиты для палат поэзии. Ломайте этот пол из Н. На месте его мы смешаем Н с Р и Ц. Пусть пришельцы слушают [новые] краски, смешанные на палитре (всёчества) нашего сознания, неожиданные средства, не менее старых пригодные для наших задач, аккорды которые мы научились извлекать, ибо у нас не один палец, как у верных поэзии одного рта, а много, только выросший [х], ибо мы всёки (много поэты). Ибо уже использовано однообразие барменов, наливающих ликёры в бокалы слов осторожно полосами. Давайте же устроим хорошую мешанину, чтобы она разом отняла ноги у привыкших быть трезвыми посетителей. [Тащите] Сюда всё что есть в погребах ртов. Взбалтывайте. Посмотрим, как заревёт публика от отравы. Ничего ломайте столы, зовите докторов в золотых очках, залежавшиеся зады. Ни рвотное, ни горькая вода слабительное, ни oleum ricini [вам] не помогут. Мы будем рекламировать MV сочетание звуков до тех пор, пока [в мире] не останется ни [одного ресторана и погреба] бара торгующего [распивочно и на вынос] мешаниной