GA 235. Эзотерическое рассмотрение кармических связей. Том I - Образование кармических сил

Фишер был охвачен очень сильным, личным стремлением к независимости и не стеснялся высказать то, что хотел сказать. Однажды так совпало, что он получил строгий выговор от штутгартского правительства (после того, как его оклеветали перед этим правительством его "друзья" — а ведь они очень часто делают это) и в тот же самый день у него родился сын Роберт, который потом также приобрел известность как эстетик. И вот об этих двух происшествиях одного дня Фишер возвестил своей аудитории так[17]: "Милостивые государи, сегодня я получил большой нагоняй (grossen Wischer) и маленького Фишера (kleinen Vischer)!"

Ему было чрезвычайно свойственно выражаться о вещах Со всей определенностью. Так, им была написана восхитительная статья под названием "О ножном хамстве на железной дороге"[18]. Он с великим неудовольствием наблюдал, как некоторые пассажиры, сидящие в купе по одну сторону, вытягивали свои ноги и клали их на противоположное сиденье. Этого он не мог выдержать! И написал восхитительную статью об этом хамстве при помощи ног.

А обо всем, что он написал в своей книге "Мода и цинизм"[19] о всевозможных проявлениях невоспитанности на балах и во время других развлечений — об этом я сегодня умолчу. Он был сильной индивидуальностью.

Один мой друг как–то раз пришел к нему и постучал в дверь самым вежливым образом. Я не знаю, как там у швабов принято отзываться на стук в дверь, но Фишер не сказал "войдите" или что–нибудь иное, принятое в таких случаях. Он прогремел: "Щас!". Это означало, что он Сейчас будет готов принять гостя.

Так вот, Фридрих Теодор Фишер еще в сравнительно молодые годы взялся за большой труд — он решил написать эстетику в духе философии Гегеля. И эти пять томов[20], которые он написал, — это действительно примечательный труд. Там есть строгое подразделение, на параграфы, как это было принято у Гегеля, там даются обычные определения. Если бы я прочитал вам какой–нибудь кусок оттуда, вы, вероятно, сразу начали бы зевать, потому что книга написана вовсе не в манере популяризаторского гегельянства, но там даны определения вроде следующих: "Прекрасное есть явление идеи в чувственной форме. Возвышенное есть явление идеи в чувственной форме, где идея преобладает над чувственной формой. Комическое есть явление идеи в чувственной форме, где преобладает чувственная форма." и т. д., и т. д. Это еще сравнительно интересные вещи, а есть куда более скучные! Но эти "определения" сопровождаются "разъяснениями", так называемым "петитом", то есть текстом, набранным мелким шрифтом. Почти все, кто читает эту "Эстетику" Ф. Т. Фишера, пропускают основной текст, набранный крупным шрифтом, и читают только "петит". Ибо там действительно содержится множество остроумнейших суждений о самых различных областях эстетики. Там уже нет никакой педантичности, никакого гегельянства, но там есть сам шваб Фишер со всем его остроумием, добросовестностью, но также с его тонким ощущением всего прекрасного, величественного и возвышенного. Кроме того, там в своеобразной свободной манере, образцовым стилем изображены и явления природы. Работая много лет с железным упорством, Фишер довел этот труд до конца.

Книга вышла в то время, когда гегельянство было еще в какой–то мере господствующим, и получила достаточно широкое признание; конечно, у нее были и противники, но тем не менее налицо было достаточно широкое признание. Но прошло время, и у этого труда появился большой противник — противник, подвергший этот труд уничтожающей критике, буквально не оставившей от него камня на камне, причем критика эта была весомой, остроумной, просто образцовой. Этим критиком был сам Фридрих Теодор Фишер в свои позднейшие годы!

И вновь испытываешь восхищение, читая эту самокритику в "Критических шагах".[21]

Фишер много написал за свою жизнь и как эстетик, и как философ, и как беллетрист — в "Критических шагах" или в появившемся позднее прекрасном сборнике "Старое и новое"[22]. — А будучи еще студентом, он писал стихи, ироническую лирику. При всем большом уважении, которое я всегда питал к Фишеру и тому, что было написано им в студенческие годы, я могу относиться только как даже не к студенческому, а к сугубо филистерскому. И это снова ожило в Фишере, когда он по достижении им семидесятилетнего возраста издал собрание своих стихов под псевдонимом "Шартенмайер"[23], — это сплошная обывательщина!