Гаденький цветочек[СИ]

— Да где же оно!?

— Все, пошла за ситом! — с досадой топнула ногой и покинула сцену, притаившись за ближайшими кустами.

Купился! Не прошло и пяти минут, как Зверь выбрался из воды, веер щупалец пробежался по гравию и вот уже с переноской в клюве, воровато оглядываясь по сторонам он двинулся в сторону озера.

— Ага, попался! Сколько можно прятаться и обижаться?

— Я вовсе не обижаюсь. И с чего ты взяла что прячусь? Даже не думал, просто были дела… — неубедительно сочинял Зверь, выдавая себя с потрохами фисташковой окраской.

— Значит, не обижаешься? Прекрасно! И не будешь больше дуться из-за пустяков?

— Пустяков? Да тебя же чуть на изнанку не вывернуло!

— Ты преувеличиваешь.

— Не надо, Настя, вуаль не обманывает.

— Ой, а про нее я забыла. И ты действительно вот так вот и видишь меня в этой твоей паутине из эмоций?

— В твоей. И не в паутине, а скорее, кружеве. Рисунок меняется в зависимости от настроения, и тех чувств которые испытывает человек. Вчера, у озера ты была соткана из нитей очарования, надежды и еще чего-то невыразимо прекрасного чему и названия не подобрать…И через мгновение все это осыпалось прахом, тебя опутало гадливостью и омерзением как плесенью.

— Ну прости, пожалуйста я не специально. Просто это было так неожиданно этот голос и…

— И я. Нет, я не виню тебя, просто до этого ты так была невероятно неправдоподобно не похожа на остальных — ни тени страха в первый день, ни ужаса и отвращения потом. Так естественна и беспечна. Я и сам почти забыл, как чудовищно должен выглядеть в твоих глазах.

— Зверь, ну хватит. Ну допустим, не белый и не пушистый. Чуточку ужасный, но только поначалу. Ты же сам видишь — я правду говорю, а тогда я просто растерялась, от неожиданности…

— Знаешь, я ведь я уже и не думал что когда нибудь смогу чувствовать себя не то что счастливым, а просто живым. А с твоим появлением это место из тюрьмы одиночного заключения превратилось в самое чудесное место в этом мире. Я бы не променял его ни никакое другое. Ты для меня стала всем — солнцем, луной, всем миром. О Господи, что я несу. Самому слушать смешно. Еще немного и стишки начну цитировать в меланхолическом духе, что-нибудь эдакое:

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Ее любил

А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света*

— Ох, Зверь…

— Ладно, я ведь не дурак, и прекрасно понимаю, что ты не можешь похоронить себя здесь со мной навечно, за компанию…Но, Насть, можно кольцо пока останется у меня? Я просто не могу так, представлять, что однажды ты не придешь к озеру, а я даже не буду знать это…на день, месяц или…насовсем. Мне просто надо точно знать. Ты только скажи, когда понадобится. Вдруг станет скучно, захочешь развеяться, я тебе сразу отдам кольцо, клянусь — завтра или чрез неделю!

А действительно, было бы неплохо как-нибудь домой сгонять — родных повидать. Но стоило мне представить эту картину в красках — расспросы, объяснения и, главное, папино скептическое выражение лица, как появлялась идея отложить все на завтра или послезавтра, в крайнем случае.

— На сколько я помню, ты мне сам разрешил оставаться здесь сколько влезет. Так вот заявляю официально — места пока осталось выше крыши. За колечко спасибо, буду иметь ввиду, но лучше потом как-нибудь, в другой раз. На ближайшее время у меня другие планы. И тебе пока не расскажу, и не уговаривай.

— Ты мне лучше другое объясни. Вчера, там внизу, почему ты не испугалась?

— Подумаешь, у каждого найдется пара скелетов в шкафу, ну или в колодце.

— Да, но не десятки загубленных в расцветет сил героев на белых конях.

— Так у ж и десятки… Всего-то штуки три…или четыре.

— Ну ты даешь! — Восхитился Зверь — ты их там и пересчитать успела!

Все стало как раньше. Вот только… ночные концерты прекратились.

* * *

И возобновлять гастроли, как показала следующая неделя, Зверь решительно был не настроен. Намеки он виртуозно игнорировал. Пришлось воспользоваться невинным литературным предлогом — тетрадью с записанными текстами к его ночному репертуару.

— Требуется консультация специалиста, посмотри, пожалуйста.

— Господи, на что они тебе сдались? — фыркнул Зверь мельком бросив взгляд на строчки.

— На память.

(на самом-то деле сначала я думала, что в них содержится какой-то шифр или послание. Потом поняла, что идея была дурацкая, но зато оказалась обладательницей изысканного поэтического сборника).

— Вот только в поэзии я не очень разбираюсь и большинство авторов я так бы и не опознала, если бы не антология в библиотеке. А вот этих не нашла даже там. Подскажи, а?

— Ладно, давай гляну. Это Самелий Саветинский — его мало знают на севере. Это Люция Сладкоголосая, тоже с юга.

— Подожди, я сейчас допишу… Сладкоголосая. Так и кто там еще остался?

— Больше никого.

— То есть как, а это и вот эти?

— Эти… мои.

— Твои?! Не может быть! Но они же потрясающие! Сейчас допишу.