Гадюка на бархате (СИ)

…Встать на пороге пропахшей мёртвыми цветами комнаты, зашвырнуть в неё пылающий факел, не обращая внимания на отчаянные крики пленника. Почти скатиться по старой рассохшейся деревянной лестнице — и бросить второй внизу, среди трупов морицевой охраны. Вылететь на улицу, ощущая спиной жар занимающегося пламени. И под настороженными взглядами подчинённых сесть в карету, тут же тронувшуюся с места — всё это Вилли проделал словно за пару вздохов.

…Лишь чуть позже, наблюдая из-за пары соседних домов, как над крышей последнего пристанища мидландского канцлера вздымается чёрный дым, а откуда-то издалека уже доносятся встревоженные крики, Вилли смог перевести дыхание.

А после — понять, что сегодня его жизнь изменилась. Возможно, гораздо сильнее, чем в ту ночь, когда он — вместе со своим другом и будущим мидландским властителем — ломал двери дворцового будуара и следил за присягой высших имперских чинов новому монарху.

***

— Так он… кричал? Дядюшка? — жадно спросила Луиза, подаваясь навстречу Вилли, который ласкал её груди, то и дело сжимая между пальцев тёмные затвердевшие соски. — Скажи… мне!

— О да, — Вилли вошёл в неё постепенно и плавно, но отполированные ноготки Луизы яростно впились в его плечо, требуя усилить напор. И он охотно подчинился.

Вжимая в стену любовницу — одновременно прекрасную и отвратительную в своей жажде крови — Вилли чувствовал себя как никогда живым. И бесконечно свободным, пусть даже при этом — безнадёжно падшим.

========== Глава 25. Те, кто рядом ==========

Едва обсохший от дождя, который шёл почти двое суток, а вчерашней ночью обернулся грозовым ливнем, Эрбург казался полувымершим.

Император и его окружение отправились порталами в древнюю Боэнну. Когда-то давно она была мидландской столицей, ныне утратила этот статус, но до сих пор хранила в одном из своих старинных дворцов с белыми колоннами древние реликвии. В том числе — рубиновую корону первых Вельфов, которой предстояло короноваться Карлу.

Свита же императора, да и попросту вся та пёстрая публика, что желала присутствовать при грандиозном зрелище восшествия на престол нового монарха, двинулась в путь верхом и в разнообразных повозках куда раньше — дабы поспеть к сроку. Так что Эрбург стал похож на город, не то переживший эпидемию, не то занятый чужаками-неприятелями — притихший и словно бы опасливо затаившийся.

Маркусу Неллеру, впрочем, не было никакого дела ни до нынешнего облика столицы, ни до немного улучшившейся, наконец-то, погоды. Завтра южанину-полукровке предстояло отправиться во главе карательной экспедиции в восставшую Лерию, и думать о чём-то другом он попросту не мог.

Перед усталыми глазами Маркуса вновь и вновь вставали встревоженные лица родных, с которыми он распрощался вчера. И особенной ясностью — лицо матери и то скорбное выражение, которое возникло на нём, когда Доминика Неллер благословляла Маркуса перед дальним походом.

Он понимал, что матушка, возможно, и не одобряет действий Солнечного Братства, с оружием в руках уже не первую сотню лет боровшегося за независимость южного полуострова, но всё же, несмотря на брак с мидландцем и долгие годы жизни в столице, родиной своей считает именно Лерию. А теперь вот любимому сыну Доминики предстояло обрушить на эту несчастную землю грозную мощь имперской армии, и сердце лерийки не могло не разрываться пополам.

Маркусу почти хотелось кричать от бессилия. Ощущать себя безвольной пешкой, которая вынуждена нести смерть и разруху в родные края, было омерзительно. Но изменить ничего уже было нельзя. Разве что…

Сидя в своём кабинете — оформленном в синих тонах и обставленном простой тёмной мебелью, чьи чёткие формы не нарушала резьба или инкрустация — Маркус задумчиво вертел в руках кинжал с длинным прямым клинком и украшенной жёлтыми турмалинами рукоятью, когда-то подаренный ему Георгом.

Интересно, хватит ли у него — запутавшегося генерала, чуть не ставшего мятежником, а теперь чувствовавшего себя ещё худшим предателем, беспрекословно исполняя волю монарха — всадить это прекрасно отточенное лезвие себе в сердце? Или лучше попробовать перерезать горло?..

В любом случае, действовать надо быстро и не наугад. Если он себя не убьёт, а только ранит и его обнаружат слуги — то-то будет позор!.. Или лучше повеситься?.. Оно, может, и надёжней выйдет — но до чего смерть гадкая! Вешают только изменников. Так и пожалеешь, что не припас для себя яду… Но яд — уж больно просто, смерть для женщин и трусов. Вот только можно ли считать смелостью бегство от того, что требует от тебя империя, хотя бы и на тот свет?..

Чем дольше Маркус размышлял над своей судьбой, тем больше мысли затягивали его в тёмную душную воронку. И, рядом с ней, поблёскивавшее на столе перед ним лезвие кинжала казалось особенно притягательным — такое холодное, чистое и надёжное. Дарившее надежду на выбор, который можно было сделать самостоятельно.