— Говоришь, как священник. Но главное — меч в руках держать умеешь, на остальное мне плевать, — нарочитой грубостью Лавиния пыталась заглушить испуг. — Надеюсь, ты закончил и проводишь меня обратно.
— Разумеется, ваша светлость.
К дороге они двинулись не разговаривая и думая каждый о своём. А когда подошли к остальным эдетанцам, которые дожидались свою госпожу возле лошадей, Лавиния поманила к себе Хосе вместе с успевшим выбраться из леса Ксантосом и сказала им:
— Мы отправимся в Шильдштадт другим путём. Сделаем небольшой крюк и завернём по дороге в Боэнну. Как раз попадём туда за пару дней до коронации нового мидландского императора.
— Вы собираетесь посетить коронацию? — в отличие от Ксантоса, Хосе сохранять невозмутимость удавалось с трудом — он косился на Лавинию с изумлением.
— Нет, на коронацию мы не останемся. Но на неё прибудет мой брат, архиепископ Эрбургский. Я хочу его увидеть, прежде чем отправиться к гиллийцам.
«Я хочу ещё хоть раз увидеть его живым. И боюсь не успеть этого».
— Хорошо, госпожа. Значит, отправляемся в Боэнну, — с готовностью ответил Хосе — кажется, его такое пояснение вполне удовлетворило. Ксантос же только кивнул сестре, ничего не говоря.
Когда их маленькое посольство тронулось в путь, Лавиния вновь погрузилась в размышления. Этот новичок в отряде, Диего что-то — или кого-то — ей напоминал — но смутно. Его молитва на безупречном эллианском, знания о пытках, не слишком обычная для наёмника манера держаться — вежливая, но в тоже время — чересчур смелая по отношению к своей нанимательнице… Все эти черты по отдельности явно говорили о чём-то хорошо ей знакомом, но в общую картину складываться не желали. Возможно, потому, что в голове и без того хватало противоречивых мыслей.
С удовольствием подставляя лицо ещё не успевшему стать по-осеннему тусклым солнцу южного Мидланда, Лавиния пустила свою серую кобылку чуть быстрее, поравнявшись с Ксантосом, который ехал во главе отряда. Впереди лежал нелегкий путь, но Белой Львице было ради кого переносить его трудности.
«Скоро я буду с вами, мои дорогие… Скоро я увижу тебя, Габриэль, и сама скажу тебе, чтобы ты не смел — никогда не смел — оставлять меня одну. Если будет нужно, я зубами выгрызу твоё спасение, только дождись меня!»
***
Эрбургское лето плавно, но неизбежно перетекало в осенние хмурые дни — и накрапывавший мелкий нудный дождик был тому лучшим подтверждением. Но даже плохая погода не помешала мидландскому императору с утра отправиться наблюдать за отправкой войск в мятежную Лерию — а на самом деле — любоваться парадными мундирами солдат и офицеров, лошадьми и начищенным оружием. Не слишком-то разбираясь в военном деле, Карл с пылкостью мальчишки, дорвавшегося до новой коробки с солдатиками, обожал его внешние атрибуты.
И такая увлеченность любовника подготовкой к — как её уже успели назвать столичные болтуны — Южной кампании пришлась на руку Луизе. Монаршие покои оказались в полном её распоряжении.
Вернее — в её и Вилли, который после вчерашних событий точно заслуживал награды. Сейчас он разлегся на застланной алым тонким покрывалом постели и даже не пытался прикрыться чем-то, кроме наброшенной на плечи батистовой рубашки.
Луиза понимала, что её сегодняшняя смелость граничит с наглостью. Хоть на подступах к императорской спальне и дежурили верные своему капитану гвардейцы, но принимать здесь любовника всё равно было рискованной затеей. Зато Луизе дарила мстительное наслаждение возможность отдаваться Вилли именно на том ложе, где её брали уже два мидландских императора — упокоившийся в пышной гробнице старик и пока некоронованный мальчишка.
Тем более, что в качестве любовника Вилли оказался и вправду хорош. Сейчас, пристроившись рядом с ним и ещё отчётливо помня, как сладко до боли было ощущать его в себе и делить с ним общую вспышку жгучего, словно кипящий яд наслаждения, Луиза думала, что избавляться от Вилли будет немного жаль. Но сделать это надо в ближайшее время — дважды предатель слишком опасен, чтобы играть с ним в долгие игры.
Взгляд Луизы скользил от взъерошенной макушки к породистому, немного вытянутому лицу, которое не портил даже переломанный нос. И ниже — к тонкому шраму на груди, плоскому животу и тёмной поросли внизу него. В такие моменты императрице становилось жаль, что она — не одна из аристократок Первой Империи или даже — мифической древней Соланны, Царства Двух Океанов — которые могли невозбранно держать в своих домах молодых рабов, развлекавших их в постели. Определённо, она бы тогда выбирала невольников, похожих на этого отпрыска семейства Эццоненов.
Вздохнув, и чувствуя, как по телу проходит горячая нарастающая волна, Луиза представила себе Вилли прильнувшем ртом к её лону и такого же красавца, одновременно с этим ублажающего её поцелуем. Ах, это могло быть славно, жаль, что в реальности Вилли вряд ли согласиться взять к ним в постель ещё одного мужчину!..