Гадюка на бархате (СИ)

Вот только взгляд Лавинии невольно приковал не сам Ксантос, а плоды его трудов. Привязанное к стволу дерева, тело — теперь уже несомненно мёртвое — слишком густо заливала кровь, чтобы различить все покрывавшие его раны. Но то, что смерть разбойника не оказалась лёгкой, можно было понять и по его искажённому гримасой лицу.

Лавиния смотрела на труп и думала: несколько лет назад такое зрелище испугало бы её. Но теперь она не испытывала ничего, кроме брезгливости.

Разлука с семьёй, смерть первого мужа, собственное ранение и потеря ребёнка, проклятие, которое сломало жизнь Габриэля, убийство оказавшегося предателем Винченцо… Каждое из этих событий делало ещё один кусочек её души омертвевшим, словно кожа, разошедшаяся лохмотьями вокруг рваной раны. Возможно, скоро Лавиния вообще перестанет что-то чувствовать. Но пока что любовь к близким заставляла её сердце сжиматься от тревоги, а опасность — биться чаще.

— Это действительно были всего лишь грабители, ваша светлость, — прошелестел мягкий голос Ксантоса. — Они приняли нас за купцов, едущих за товарами, и рассчитывали поживиться крупной суммой.

— Ты уверен? — ей нравилось поддразнивать брата — словно бы совать испачканную в тёплой крови руку в клетку с леопардом. При этом зная, что зверь — ручной, слижет всё до капли, не задев клыками тонких пальцев.

— Вы сомневаетесь в моём искусстве?.. — обида на его юном смуглом лице выглядела даже трогательно. — Поверьте, есть боль, которую не сможет вынести ни один человек… так что можете не опасаться — он сказал мне правду.

— Я верю, верю, — Лавиния улыбнулась, касаясь плеча Ксантоса затянутой в светлую перчатку ладонью. — Ну что, идём?..

— Ступайте, ваша светлость. Мне нужно… привести здесь всё в порядок, — он сделал нетерпеливый жест в сторону трупа.

— О!.. Тогда не буду тебе мешать, — его собеседница торопливо кивнула, решив, что ей и вправду не стоит здесь задерживаться — то, что хотела, она уже выяснила.

Порой Лавинию пробирала дрожь, когда она начинала размышлять о страсти Ксантоса к насилию. Только вот что было взять с мальчишки, которого вместо детских игр обучали нести смерть и заставлять жертву молить о ней?..

Лавиния знала — Габриэлю с Рихо тоже доводилось убивать людей не только в бою. Но понимала она и то, что они относились к этому совсем иначе — как к неизбежному злу, а не чему-то естественному и достойному похвалы.

Однако, по пути обратно к опушке невольная зрительница «шедевра» Ксантоса уже не задумывалась о наклонностях брата — её одолевали совсем иные мысли.

Она старалась не терять веры в то, что на Хрустальных островах, с их древней и сильной магией, должно найтись средство, способное излечить Габриэля. Только вот её то и дело настигали сомнения — а что, если она попросту не успеет вернуться вовремя? Или не сумеет убедить островитян помочь?..

После отъезда из Фиорры ей уже несколько раз снился одинаковый кошмар. В нём Лавиния то стояла на скрипевших и покачивавшихся досках корабельной палубы, то шла по мостовой из тёмного камня, плавно ведущей к какому-то возвышению. А ночь вокруг наполняли крики умирающих и отсветы пожара.

Но не это пугало Белую Львицу Фиеннов. Она уже привыкла к опасностям — сумеет пережить и войну, и другое бедствие. Куда страшнее было пронзительное, всепоглощающее горе, которое охватывало Лавинию в том сне. Потому что, просыпаясь, она каждый раз думала — причина у этого горя могла быть только одна…

Вдруг внимание Лавинии привлёк раздававшийся поблизости негромкий голос, который повторял монотонные фразы. Они звучали неуловимо знакомо, хотя различимы были с трудом.

Она постаралась приблизиться к говорившему тихо, но, кажется, в этот день ей не суждено было стать умелой лазутчицей. Когда Лавиния подошла к стоявшему под раскидистым вязом Диего, тот давно уже замолк и теперь с непроницаемым выражением лица смотрел на то, как она пробирается сквозь кустарник.

— Ваша светлость, — поприветствовал её наёмник. Голос его звучал слегка напряжённо, но это была скорее тревога за свою госпожу, чем страх быть застигнутым за чем-то неуместным.

Вот тут-то Лавиния и увидела, в каком именно месте они с собеседником находились. Совсем рядом с выступавшими из земли мощными корнями дерева вниз уходил поросший мхом и ярко-зелёной травой склон оврага. Того самого, в котором обрели не слишком надёжный покой убитые разбойники.

И куда уже — благо погода стояла тёплая — начинали слетаться привлечённые кровью и потрохами мухи. Их низкое гудение невольно напомнило Лавинии едва отзвучавшую речь. Но уже через мгновение, она поняла, что за слова повторял Диего.

— Ты молился? За… них?! — взмах тонкой руки в сторону оврага вышел резким. Неожиданная набожность её спутника напугала Лавинию больше, чем художества Ксантоса. — Они вообще-то хотели нас убить!..

— Они были людьми, ваша светлость. Почитали Троих, а не служили тьме. И хотя бы поэтому заслужили, чтобы о них кто-то молился.