Позволив себе улыбнуться, Лавиния с любопытством раздумывала, к чему относится изумление молодого наёмника — к самим её словам или к тому, что она знает его имя.
Последнему — запоминать имена, прозвища и привычки простых воинов —Лавиния научилась у Тиберия, которого солдаты просто обожали. Она слышала, как однажды он сказал: «Эти люди умирают за нас слишком часто, чтобы мы не оказывали им уважения», — и отчего-то эти слова остались в памяти надолго.
— Линарес, не докучай герцогине, — голос Хосе раздался предостерегающим ворчанием большого пса, к хозяйке которого подошли непочтительно близко. — Иначе я подумаю, что дорога для тебя выходит чересчур лёгкой, и в дозоре будешь стоять вне очереди.
— Не стоит, Хосе, — одёрнула того Лавиния. — Он ни в чём не виноват, всего лишь беспокоился обо мне.
— Как скажете, госпожа.
— Я только надеюсь, что это и вправду были простые разбойники, а не кто-то ещё, — она с облегчением разрядила свой арбалет и стала закреплять его у седла беспокойно прядавшей ушами лошади. Всё-таки, оружие, пусть и компактное, сделанное специально под её руку, долго держать было ужасно неудобно.
Арбалет ей подарил Габриэль — предварительно неплохо поднатаскав Лавинию в стрельбе из другого, куда более тяжелого и неудобного. Учителем он был терпеливым, но не особо снисходительным — на нытьё о сбитых пальцах, обломанных ногтях и усталости отвечал сестре весьма ехидными шуточками, которые очень скоро отбивали желание жаловаться.
Правда, Рихо эти уроки не нравились. Он считал, что женщин подпускать к оружию — кроме разве что изящных кинжалов — нельзя ни в коем случае. Но с Габриэлем спорить было бесполезно. Стоило Рихо начать возражать, как его друг рявкнул в ответ: «Мы не всегда будем рядом, чтобы её защитить!», а ещё — что-то короткое и нецензурное про Арренц.
Об Арренце Лавиния знала лишь то, что там произошло какое-то религиозное восстание. И спрашивать о подробностях у своего возлюбленного или брата не рискнула. Но стрелять научилась — пусть не слишком метко, но сносно и быстро. Впрочем, сегодня этого делать не пришлось…
— Скорее всего, именно они, госпожа, — поддержал разговор Хосе. — Мерзавцы явно не ожидали встретить отпор… Если только кто-то нанял таких же недоумков, как те, что напали на дом вашего отца.
Лавиния нервно сглотнула. Вспоминать о покушении и особенно — о том, что случилось после него — не хотелось.
— В любом случае, господин Ксантос это выяснит, — продолжал её собеседник.
Одному из разбойников не повезло — эдетанцы схватили его живым, и брат Лавинии быстро уволок того подальше за деревья, отказавшись от какой-либо помощи в допросе.
— Думаю, да, — Лавиния поправила выбившийся из причёски светлый локон, разобравшись, наконец, с арбалетом. — Схожу проверю, как он справляется.
Кивнув Хосе, она направилась к опушке, но тут дорогу загородил Диего.
— Не стоит туда идти, ваша светлость. То, что вы увидите, вам точно не понравится, — неожиданно решительно сказал он.
Вот что-что, а назойливость и лишнюю опеку Лавиния терпеть не могла. Поэтому сказала, глядя в глаза проявившему неуместную заботу наёмнику:
— Это уж точно не ваши проблемы. Хосе, кажется, тебе стоит ещё поработать над дисциплиной подчинённых… Потому что я, конечно, прощу такую дерзость. Но только в этот раз, — и быстро зашагала к лесу.
Придерживая подол тёмно-серого дорожного платья — сшитого из дорогого тонкого сукна, но очень простого и сдержанного, ничуть не напоминавшего её обычные наряды — путница осторожно переступала коряги и ветки, в изобилии встречавшиеся на неровной лесной земле. Длинные юбки изрядно мешали, норовя зацепиться за ветки густого подлеска, и Лавиния с сожалением вспоминала бытовавший у эллианских женщин обычай путешествовать в мужской одежде. Увы, в землях более северных такой наряд привлекал бы слишком много внимания.
На самом деле, она испытывала что-то подозрительно похожее на радостное предвкушение, когда на дорогу перед их маленьким отрядом высыпал десяток крепких мужчин. Потому что пока вокруг лилась кровь и сталь ударялась о сталь, опасность полностью занимала Лавинию. И тогда в мыслях не оставалось места для терзавшего её страха за Габриэля и Рихо. Страха, ставшего в последнее время ещё более мучительным из-за того, что к нему примешивалось чувство вины.
Ведь если бы герцог Альтьери не любил жену так страстно и не ревновал так яростно, Габриэлю не грозила бы теперь медленная мучительная смерть!.. О том, что у офицера Чёрных Гончих и без расставленной Винченцо ловушки было немало шансов попасть под тёмное заклятие, Лавиния как-то не задумывалась.
Ксантос, разумеется, заметил её ещё издали — тихо передвигаться по лесу его сводная сестра вряд ли умела, а сам зеннавийский убийца всегда оставался настороже.
— Госпожа, — согнулся он в почтительном поклоне.