Гадюка на бархате (СИ)

— Помогать мы будем исключительно себе, — усмехнулась Франческа, поправляя пышный кружевной манжет своего тёмного платья. Многие восхищались преданностью вдовы Эррейн памяти мужа — она не сняла траур ни через год, ни через пять лет после его смерти. Самой же Франческе попросту нравился чёрный цвет — она считала, что он делает её, невысокую и худую, более внушительной. — Что же касается Кертицев и Вильбеков… Первым — с их привычкой переть напролом — стоило бы поместить на своём гербе не барса, а барана. А вторые совершенно не умеют делиться — ни золотом, ни властью. Так что я ещё посмотрю, кто из них окажется сговорчивей. Посмотрю очень внимательно, прежде чем что-то решать. Вот только…

— Что — только? — одним текучим движением, Ормаль поднялась на ноги, и перекинув косы за спину, маленькими шажками подошла вплотную к Франческе. Бледно-зелёный шёлк платья чародейки казался особенно нежным рядом со строгим нарядом её госпожи.

— Рыжий мальчишка-Вельф заполучил к себе в Императорский Совет кардинала Фиенна. Видит небо, меньше всего мне хочется идти против этой семьи!

— Но Фиенны далеко, в Эллиане — что им Мидланд и его проблемы?.. — унизанная кольцами рука Ормаль скользнула по столу, накрывая прохладную ладонь Франчески. — А Габриэль Фиенн — церковник, он теперь в стороне от дел семьи.

— Да нарядись он хоть монашкой — кровь в его жилах останется та же, — покачала головой Франческа.

— Я слышала ещё кое-что, — Ормаль наклонилась к своей собеседнице — так, что между их лицами осталось расстояние не больше, чем в пару ладоней. — Будто бы Габриэль Фиенн не то тяжело болен, не то и вовсе умирает — потому и принял церковный сан!

— Вот как?.. Любопытно, — в глазах Франчески сверкнули хищные искры. — Но даже полудохлый лев может передавить немало шавок. И лучше не оказываться в их числе.

***

Карен знала, что некоторые её забавы не слишком-то подходили для благородной дамы. Ладно ещё стрельба из лука — это занятие находили подобающим для себя многие северные дворянки. Но вот та увлечённость, с которой Карен исследовала дальние закоулки и подземные ходы родного замка, точно не встречала понимания у её семейства.

Матушка упрекала Карен за испачканные платья и растрёпанные волосы, отец справедливо опасался, что его слишком непоседливая дочь вполне может свернуть себе шею на какой-нибудь из крутых каменных лестниц, а Эрих изводил сестру насмешками, называя её при каждом удобном случае «рыжей крыской».

В последние пару лет Карен и сама несколько охладела к путешествиям по тайным лазам. Но зато научилась извлекать из этих прогулок пользу, подслушивая вовсе не предназначавшиеся для её ушей разговоры старших членов семьи.

А увидев, как Альбрехт идёт в свою комнату вместе со Стефаном, Карен просто не могла не воспользоваться тем, что в стене рядом с покоями, отведёнными высоким гостям, проходил узенький коридорчик. Был он проложен в давние времена то ли для прислуги, чтобы та не путалась у господ под ногами, то ли для самих хозяев, чтобы те могли в случае необходимости спастись бегством. Только вот оказался позабытым всеми, кроме любознательной Карен, которая и притаилась теперь возле маленькой деревянной дверцы, ведущей в спальню и прикрытой снаружи гобеленом.

Сердце юной госпожи Фалькенберг билось часто и громко, пока приложив ухо к дверным доскам, ставшим тёплыми от её дыхания, та прислушивалась к происходившему в помещении…

Старший брат хмуро смотрел на младшего, который легко вбежал вслед за ним в комнату, служившую принцу-консорту кабинетом. Стефан счастливо улыбался — юный, державшийся прямо и гордо, не сгибаясь под грузом забот.

Кертиц-старший очень любил своих братьев, но сейчас чувствовал нарастающее раздражение — пока он, не жалея сил, пытался привлечь к борьбе с Карлом новых союзников, Стефан развлекался на охотах и пирушках в замке. Да ещё и спутался с хозяйской дочерью, что вполне могло повлечь за собой новые проблемы.

Стефан, не обращая внимания на мрачное настроение брата, принялся с воодушевлением расписывать свои планы, в которые входила женитьба на той самой прилипчивой рыжей девчонке «как только будут разбиты войска узурпатора», а помолвка — так и вовсе в ближайшие дни.

— …Надеюсь, Альбрехт, ты дашь своё благословение нашему союзу. Хоть мы с Карен и знакомы не так давно, наши чувства сильны, глубоки… и, как я узнал сегодня — полностью взаимны, — завершил он прочувствованную речь, чуть запнувшись от смущения.

Младший из Кертицев сейчас был похож на радостно виляющего хвостом щенка, и Альбрехту необходимость разбить вдребезги мечты брата не доставляла удовольствия. Но сделать это всё равно пришлось бы.

— Нет, Стефан, — размеренно произнёс Альбрехт, и эти слова словно мгновенно возвели между собеседниками стену. — Я не дам разрешения на твою свадьбу с дочерью Фалькенбергов — ни теперь, ни после.

— Но почему?! Она дворянка, и я не вижу никаких преград…