Гадюка на бархате (СИ)

— Знаю, Рихо, не сомневайся. Мне на днях пришла занятная весточка из Тирры. Наш досточтимый понтифик совсем плох — до весны он точно не доживёт, разве что — до зимы. Так что предстоящая грызня за его место развязывает мне руки — в Священном Городе всем будет просто не до моих действий в империи. Любых действий.

— Такие слухи ходили ещё пару лет назад. Откуда ты знаешь, что на этот раз…

— Это не слухи, нет. Это достоверные сведения из первых рук, — Габриэль явно не собирался ничего разъяснять, но именно поэтому Рихо поверил ему сразу.

— Ты ведь не один всё это затеял, Габриэль, — с уверенностью сказал он. — Вот только интересно, кто же твои союзники, если они способны предоставлять тебе подобную информацию?

— Меньше знаешь — крепче спишь, Рихо, — кардинал быстро подошёл к выходу из спальни и лишь в дверях ещё раз обернулся к другу, коротко кивнув тому: — Доброй ночи.

В коридоре Габриэль на пару мгновений замешкался, прежде чем отправиться в свои покои. Ему не хотелось признаваться в этом, но слова Рихо попали в цель.

…Лавиния — умная и сильная, но слишком любящая ходить по краю. И сам Рихо — с его излишней прямотой и смелостью, доходящей до безрассудства. Габриэль отчаянно лгал бы себе, если бы сказал, что ему не жаль будет оставить их одних в этом мире. Но бесполезно размышлять о том, чего всё равно не изменить. Лучше попытаться как можно больше сделать для тех, кто ему дорог в оставшееся время. И начать стоило уже сейчас.

Шайла погибла из-за того, что Габриэль оказался чересчур наивен и позволил втянуть её в смертельные игры Церкви с чёрными колдунами, в которых юная ведьма, наверное, и не могла уцелеть. Но эту цену — жизнями и страданиями близких — больше платить он был не намерен.

========== Глава 23. Выбирающие ==========

Свет солнца, которое в конце лета не слишком сильно пригревало в этих краях, пронизывал ажурные кроны сосен и золотил покрывавший землю светло-зелёный мох. Капли росы, ещё не успевшей испариться от дневного тепла, сверкали на мелких листьях кустиков голубики и сизо-синих ягодах.

Стефан Кертиц сидел, привалившись спиной к стволу толстой сосны, не слишком заботясь о том, что смола дерева может выпачкать его тёмно-бордовый дублет.

Куда больше Стефана занимала ласковая улыбка девушки, удобно устроившейся в его объятьях. Отбросив со лба прядь рыжих волос, Карен Фалькенберг — а именно она сейчас полностью завладела вниманием Стефана — протянула ему ладонь, полную крупной голубики. Её спутник принялся брать ягоды ртом, не отрывая взгляда от лица слегка зардевшейся Карен. Голубые глаза той сияли счастьем, а улыбка не собиралась исчезать — ощущение того, что она ведёт себя не совсем так, как подобает благовоспитанной девице, лишь добавляло дочери рода Фалькенбергов удовольствия.

— Знаешь, мне стыдно в этом признаваться, — сказал Стефан, когда голубика была съедена, а на запачканной ягодным соком ладони Карен — запечатлён лёгкий поцелуй, — но я рад, что война началась сейчас. Иначе я бы не встретил тебя.

— Мне было бы этого очень жаль, — взмахнула ресницами Карен, не спеша отодвигать руку Стефана, которая легла на её талию.

…Четыре стрелы просвистели одна за другой, с отменной точностью вонзившись на волосок друг от друга, почти в самом центре мишени.

— Вы проиграли мне желание, господин Кертиц, — лукаво улыбаясь, сказала Карен, державшая в руках лук. — Не ожидали этого, правда?

— Нет, госпожа Фалькенберг, но ничего, кроме как признать поражение, мне не остаётся, — с поклоном ответил Стефан, глядя на свою мишень — лишь две стрелы вонзились в центр, а одна из них так и вовсе уныло подрагивала в самом её краешке. Всё-таки самый младший из братьев Кертицев должен был с сожалением признать, что в стрельбе так особо и не преуспел. Но не мог же он сражаться с девушкой на мечах!..

Уже познакомившись с озорным нравом Карен, порой способной на весьма злые проделки, Стефан невольно ждал того, что та вполне может в качестве платы за проигрыш выставить своего соперника на всеобщее посмешище. Но она лишь осторожно взяла Стефана за руку и утащила его в закоулок меж замковых хозяйственных построек. Где-то поблизости раздавались грубые голоса солдат, а глаза Карен казались темнее и ярче в здешнем полумраке.

— Госпожа Фалькенберг… — робко протянул Стефан, видя, как тяжело вздымается грудь стоявшей в паре шагов от него Карен.

— Поцелуйте меня, — выпалила она, и её неровное дыхание отдалось жаром на щеках Стефана. — Это моё желание. Я ведь честно выиграла его, так?

— Но разве я смею…

— Спор есть спор, господин Кертиц. А мне, — Карен потупила взгляд — не то кокетничая, не то и вправду смущаясь, — будет лестно, если первым поцеловавшим меня мужчиной станет родственник её величества…