Гадюка на бархате (СИ)

— Такой необходимости нет. Ты нужна Церкви живой и невредимой. Церкви и… Мне лично.

За окном вновь громыхнуло и вспыхнуло голубовато-белым. Эулалия, вздрогнув, полуосознанно придвинулась к Габриэлю. В закрытом чёрном платье с небольшим воротником из жёсткого кружева она выглядела беззащитней и словно бы младше, чем в откровенных ярких нарядах, которые в последнее время носила куда чаще.

Габриэль не смог бы с уверенностью сказать, что именно испытывает к своей подопечной. Он чересчур долго думал, что не может позволить себе любить. Вот только безразлична Эулалия ему тоже не была. И Габриэль слишком хорошо понимал, чего та ждала, стоя в одном крохотном шажке от него и улыбаясь скорее испуганно, чем призывно.

Он притянул Эулалию к себе. Не быстро и не сильно, давая возможность легко воспротивиться и высвободиться из его объятий. Но она и не подумала этого сделать, положив руки ему на плечи и чуть запрокинув голову. Губы Габриэля коснулись рта Эулалии. Сначала мимолётно, но потом — всё настойчивее. Она отвечала ему — робко и чуть неловко, чего, пожалуй, сложно было ожидать от лю6овницы прихотливого Сигеберта.

Габриэль знал, что поступил крайне неразумно, добавив проблем и себе, и юной чародейке. Но понимал и что, едва ли не впервые после смерти Шайлы, обнимая льнувшую к нему женщину, ощущает не только мимолётное возбуждение.

— Это неправильно… Грешно, — пролепетала Эулалия, когда Габриэль, наконец, отстранился. А глаза её сияли ярче, чем росчерки молний за окном.

— Позволь судить о греховности тому, кому это предписано его саном, — хмыкнул Габриэль, поправляя чёрный тугой локон, упавший на лоб Эулалии. А после медленно провёл двумя пальцами по её чётко очерченной скуле. — Если кто здесь и виновен, то только я. И в свой час я отвечу за всё перед Двумя и Создателем.

— Но, я…

— А ты стоишь этого ответа. Больше, чем кто бы то ни было.

========== Глава 38. Осколки ==========

Габриэль шёл по узкому коридору особняка Грифоньей Стражи. Взгляды офицеров императорской службы, сопровождавших его были далеки от почтительных. Габриэль и без того прекрасно знал, что представители этого ведомства не пылают любовью к церковникам.

Вот только он всё равно ощущал себя не слишком уютно, совершенно один среди почти откровенно враждебного окружения. Сопровождавших его в качестве охраны рядовых церковного воинства пришлось оставить снаружи по настоянию Грифонов. И теперь Габриэль чувствовал мерзкий холодок, ползущий по его коже всякий раз, как он сталкивался взглядом с глазами кого-то из своих хмурых провожатых.

За себя он, разумеется, не боялся. Однако же при мысли о том, что эти люди, точно не упустившие бы случай поквитаться с Гончими, могли сделать с Рихо, его попеременно охватывали ненависть и чувство вины.

Но заставив себя сохранить безупречное внешнее спокойствие, Габриэль с достоинством кивнул распахнувшему перед ним дверь офицеру и неторопливо вошёл в просторный кабинет.

Несмотря на далеко не скромные размеры комнаты, сейчас в ней было тесно от людей в серых грифоньих мундирах. В одном из них Габриэль без особой радости узнал недавно так горячо спорившего с ним о судьбе ташайской жрицы подполковника Фридриха Бренна. А подле него, уже с совсем иным чувством, заметил Рихо.

Тот посмотрел на вошедших тоскливо, почти обречённо. И тут же, встретившись глазами с Габриэлем, яростно впился в друга взглядом, слегка подавшись вперёд и словно бы отчаянно пытаясь что-то сказать. Но почему-то не размыкая при этом губ.

Догадка осенила Габриэля, когда он заметил Вилму Мейер, стоявшую позади офицеров тайной службы.

— Вы применили на человеке Церкви заклятие молчания? — спросил он, с трудом сдерживая злость. — Очень опрометчиво с вашей стороны.

— Ваш порученец меня грязно оскорблял. Так что это была вынужденная мера, — голос Карла, послышавшийся из полумрака в дальнем конце кабинета, стал для Габриэля неожиданностью. До этого он был слишком обеспокоен судьбой Рихо, чтобы разглядывать комнату.

— Понятно, — совершенно спокойно откликнулся Габриэль, хотя присутствие императора его и удивило. — Но надеюсь, мы сумеем уладить все разногласия, которые связаны с его проступками.

— О да, несомненно.

Самодовольство, прозвучавшее в последней фразе Карла, заставило Габриэля напрячься. Слишком странным и неожиданным оно ему показалось.

А в следующий миг он уловил шорох за своей спиной. Не успев развернуться, почувствовал резкую боль в боку и, почти сразу же, чуть выше, в спине.

Воздух как-то сразу закончился в лёгких. Ноги сами собой подогнулись, несмотря на отчаянные усилия на них удержаться. Мир вокруг на мгновение сделался очень ярким и излишне чётким. Но взгляд по краям уже стала заволакивать тьма, в которой жило нечто, сейчас кромсавшее его плоть стальными когтями, успевшими добраться до внутренностей.

«Вот и всё, — успел Габриэль подумать с обжигающе горьким сожалением. — Идиоты!.. Я — идиот… Рихо, выживи!.. Выживи, чёртов сукин сын, а не то…»

***