Гадюка на бархате (СИ)

— И можешь особо не церемониться с этими паршивцами, — уже стоя возле своей кареты, Вилма отдавала последние распоряжения. Капюшон чёрного плаща почти полностью скрывал её лицо, защищая от дождя. — Светлые должны понять, каково теперь их место.

— Непременно, госпожа Мейер, — Зеф Янсен довольно оскалился — мысль приучить пару-другую магов Света к покорности казалась ему очень привлекательной. Зефу разыгравшаяся в Эрбурге непогода как будто совершенно не мешала, молодой чародей не обращал внимания на потоки воды, успевшие намочить его белобрысые растрёпанные волосы и прочертить влажные дорожки на впалых щеках.

Вилма кивнула, но в её глазах промелькнуло сомнение — чародейка всё ещё не была уверена в том, что поступила правильно, перепоручив доверенное ей Сигебертом задание Зефу.

Зеф, когда-то мальчишкой найденный Сигебертом в самых гнусных трущобах Крысиного Городка, был у Вилмы в должниках — не так давно та выручила его из скверной истории, в которой фигурировали запрещенная Церковью магия крови и человеческие жертвоприношения. Именно поэтому Вилма надеялась, что на этот раз парень выполнит поручение наилучшим образом. Сама она оказалась чересчур занята обещанным императрице ядом — для смертельного зелья требовалось приобрести несколько редких компонентов, и, к тому же, оно было весьма трудоёмко в приготовлении.

И всё же, общаясь с Зефом, Вилма чувствовала себя так, словно держала поводок хищного зверя, однажды уже вкусившего человеческой крови и потому — вдвойне опасного.

Уж слишком много жестокости было в бывшем городском оборванце, а ныне — маге огненной стихии. Он упивался мучениями попавших к нему в руки несчастных, которые оказывались неугодными Сигеберту или самой Вилме и частенько растягивал пытки, получая от того немалое удовольствие. Что ж, возможно, именно такой человек и сумеет научить магов Света быть почтительными с Ковеном.

***

Жаркий день в Фиорре — одном из крупнейших городов Эллианского побережья — близился к полудню. До мраморной террасы величественного особняка, возвышавшегося на скалистом берегу залива Шести Святых, ветер доносил запах моря, и особа, которая стояла здесь, облокотившись на широкие перила, с удовольствием вдыхала этот привычный для неё с детства аромат.

Высокая и стройная красавица была ещё очень молода — ей едва минуло двадцать, но в её манерах проскальзывало что-то решительное и властное, едва ли свойственное большинству женщин даже и вдвое старше. Впрочем, если говорить о Лавинии, дочери Адриана Фиенна — привычку держаться немного надменно не стоило считать чем-то удивительным.

Одна из пятерых детей основателя Жемчужной Лиги — военного и политического союза, впервые за последние три столетия объединившего города Эллианского побережья, вдова первого маршала Лутеции, а ныне — жена герцога Альтьери, Лавиния действительно могла бы потягаться в высоте своего положения со многими представительницами монарших домов континента.

То, что всё вышеперечисленное вовсе не предполагало ни свободы, ни личного счастья, было уже следующим делом. Да и сама Лавиния никогда бы не приняла чьей-то жалости, привыкнув скрывать свои печали за маской спесивой аристократки.

А сейчас Лавиния просто наслаждалась свежим ветром, который играл светлыми — почти до снежной белизны — прядями её длинных волос, выбившимися из сложной причёски, украшенной нитями золотистого жемчуга. Радовалась, что удалось вырваться из пыльной, изнывающей от летнего зноя Сентины, где правил её муж, в любимую Фиорру. И невольно вспоминала, что всего лишь несколько лет назад была так счастлива здесь, в стенах родного дома, ещё не подозревающая, какой водоворот событий закружит её совсем скоро.

— Лавиния? Вот так новость, никто не предупредил меня о твоём приезде! Очень рад видеть тебя здесь, дорогая, — громкий и властный голос Адриана Фиенна заставил его дочь вздрогнуть от неожиданности.

— Счастлива нашей встрече, отец, — она почтительно присела в реверансе, но Адриан только досадливо отмахнулся, явно не расположенный следовать всем тонкостям этикета, и заключил дочь в крепкие объятия.

Адриан внимательно вглядывался в лицо Лавинии. Он был заботливым и в меру строгим отцом для всех своих детей, но к старшей дочери всегда относился по-особенному — она то заставляла сердце властителя Фиорры замирать от нежности, то приводила его в не меньшей силы ярость.

Ласково касаясь щеки дочки широкой ладонью, Адриан думал о том, до чего же Лавиния выросла похожей на своего брата Габриэля — те же тонкие черты лица, мягкие светлые волосы, манера упрямо поджимать губы. Только глаза у Габриэля светло-голубые, а у неё — куда более яркого оттенка, почти того же, каким большую часть года сияет безоблачное эллианское небо. И в характерах у брата с сестрой, увы, тоже слишком много общего.

— Винченцо остался в Сентине? — выпустив дочь из объятий, спросил Адриан.