Гадюка на бархате (СИ)

И сейчас, когда Чериса — горячая и гибкая — прижалась своим сильным телом к Ислейву, а тёмным ртом — к его рту, магу казалось, что и язык у неё должен быть по-змеиному раздвоенным, длинным и узким — ибо человеческий просто не может быть способен на те штучки, что Чериса выделывала, целуя его и позже — вновь опустившись на колени, но уже не для своего жуткого гадания, а чтобы распустить шнуровку на бриджах Ислейва и обхватить губами его член.

Потом Ислейв подхватил Черису на руки и, прижав её спиной к стене подвала, холода которой они оба, распалённые, ничуть не ощущали, вошёл в неё, давно уже влажную и готовую разделить с ним страсть. Стройные ноги Черисы обвивали горячие бёдра мага, пока её пальцы, всё ещё испачканные змеиной кровью, блуждали по его спине, то царапая, то гладя.

Губы Ислейва, между тем, не отрывались от смуглой шеи и ключиц ташайки то вылизывая, то покусывая смуглую кожу, а Чериса хрипло постанывала, с каждым толчком чуть двигая бёдрами и глубже принимая в себя умелого любовника.

Гадюки, словно бы ощущая происходившее в двух шагах от них, шипели всё громче, двигаясь в корзине, словно единая и обладающая общим сознанием пёстрая масса и, наконец, выползая на каменный пол, чтобы там вновь переплестись, будучи охваченными ровно тем же порывом, который удовлетворяла человеческая пара.

Ислейв и Чериса были слишком увлечены друг другом, чтобы обращать внимание на такой «аккомпанемент» их страсти в исполнении чешуйчатых гадов. Лишь когда одна из змей подползла вплотную к парочке, Чериса голой ножкой равнодушно откинула гадюку в сторону, чтобы всего через пару мгновений разделить с Ислейвом пик их общего экстаза.

— А что же ждёт другого… того, кого я не выберу? — спросил у Черисы маг, немного отдышавшись и приводя в порядок свою одежду. — Боги открыли тебе его судьбу?

— То же, что и всех нас — в конце пути, — сейчас Чериса казалась умиротворённой и счастливой. — Смерть.

========== Глава 11. Семейные связи ==========

Несмотря на ранний утренний час, эллианское солнце уже раскалило стены особняка семейства Фиеннов. Но в спальне хозяина дома в это время ещё царила прохлада, сберегать которую были призваны и плотные шторы на окнах, и толстый камень стен — в жаркой Фиорре возможность надёжно укрыться от летнего зноя воспринималась как ещё одна привилегия богачей и знати.

Адриан Фиенн расположился в обитом бархатом кресле рядом с кроватью, венчавший которую снежно-белый с золотом балдахин пришёлся бы впору любому королевскому трону. На столике возле этого пышного ложа стоял серебряный поднос, наполненный спелыми персиками и кистями винограда, но властитель Фиорры не столько уделял внимание фруктам, сколько наблюдал, как девушка, сидевшая на постели скрестив ноги, неторопливо общипывала гроздь крупных сине-фиолетовых виноградин, не отрывая при этом взгляда от лица Адриана.

Жгучая брюнетка, уделявшая сейчас поровну внимания сладким ягодам и самому Адриану, была полностью обнажена, но держалась при этом столь расковано, словно бы могла, и глазом не моргнув, выйти в таком виде на главную площадь города.

Всё в девушке было отчаянно броским — очень смуглая кожа, большие ярко-зелёные глаза в обрамлении густых ресниц, тугие и непокорные завитки длинных чёрных волос, чересчур пухлые губы. Пожалуй, такая красота могла бы показаться несколько вульгарной — но только если бы любовнице Адриана не были присущи естественность и грация, сквозившие в каждом жесте и движении.

Джина Нуцци, которую уже успели прозвать Чёрной Розой Фиорры, даже не принадлежала к дворянству, а была всего лишь горожанкой самого что ни на есть простого происхождения. Но однажды, танцуя на городском празднике, привлекла внимание Адриана и сумела вытянуть свой счастливый билет, став его очередной фавориткой. Многих женщин приводили в покои властителя Фиорры — но редко какая из них оставалась здесь дольше, чем на пару ночей, а Нуцци делила ложе с Адрианом уже почти полгода и сумела ему пока что не наскучить.

Всё так же продолжая смотреть в глаза Адриана, Джина встала и, ленивой походкой приблизившись к креслу, опустилась на пушистый ковёр возле ног своего любовника.

— Хочешь? — Джина протянула Фиенну гроздь винограда, но, сразу же, отдёрнула руку, отщипнув одну виноградину, и, взяв её ртом, потянулась к Адриану. Тот принял ягодку из губ Джины, а потом поцеловал её — неторопливо и властно. Она же ластилась к нему, словно холёная кошка, вспрыгнувшая на хозяйские колени, и зажмурила изумрудные глаза, когда широкая ладонь Адриана соскользнула с её тоненькой талии на крутой изгиб смуглого бедра.

— Нет, не сейчас, — с сожалением покачал головой Адриан, отрываясь от губ Джины и мягко отстраняя её руки. — Я бы с удовольствием провёл с тобой ещё час-другой, но, увы, дела не ждут — к завтрашнему совету Жемчужной Лиги нужно многое подготовить.

— Жаль, — протянула Джина, покорно склоняя голову, но уголки её рта оставались приподняты в хитрой улыбке. — Мой господин опять покидает меня так скоро…