Гадюка на бархате (СИ)

Пока Лавиния брала дольки фруктов по одной с таким изяществом, словно находилась на званом ужине, а не на прогулке, Джина жадно впивалась крепкими зубами в сочный плод, пачкая липким соком нежные щёки и золотисто-смуглую ложбинку, которую открывало её декольте.

Угасший было разговор, вдруг разжёг попавшийся им навстречу конный отряд Чёрных Гончих. Воины Церкви учтиво приветствовали дам, сняв свои шляпы, на что Лавиния милостиво им покивала, а Джина не удержалась, чтобы не помахать столь эффектным кавалерам рукой.

— Ты ведь скучаешь по нему, — выпалила Джина, едва всадники скрылись из виду. Она отлично заметила, как её спутница напряглась, приветствуя церковников.

— По кому? — вскинув на любовницу своего отца пронзительный взгляд голубых глаз, Лавиния произнесла это столь холодным тоном, что Джина мысленно выругала себя за несдержанность — нужно ведь было подумать, что собеседнице может быть неприятно такое внимание к её личной жизни!.. Но, отступать было некуда, и Джина продолжила:

— По Рихо Агилару, естественно! И почему ты стесняешься этого? Ох, Создатель правый, это же не шашни с каким-нибудь стражником! Агилар ведь графский сын, да к тому же эдетанец, а они такие горячие…

— У меня есть муж, Джина, — уже куда приветливей сказала Лавиния. Как бы там ни было, а эта бойкая простолюдинка скорее забавляла её, чем раздражала.

— Пф-ф, ну скажешь тоже — «муж»! — рассмеялась Джина, совершенно по-простецки пихнув Лавинию кулаком в бок. — Да замужняя эллианка, не имеющая любовника — либо святая, либо из неё песок уже сыплется! Второе — точно не про тебя, а для первого — ты слишком умна. Создателем прошу, поделись, каково это — любить Гончего Пса? Говорят, они гораздо выносливее обычных людей… Ну, а как у них с этим в постели? Поделись же!

«Каково это — любить Гончего Пса? Каково это — любить того, с кем никогда не будешь вместе?.. Пожалуй, это — словно пить божественный нектар из раскалённой докрасна чаши, держа её голыми руками», — подумала Лавиния, но Джине ответила с улыбкой:

— Перестань, дорогая! Я ведь всё равно не скажу, прости. Да и зачем тебе это, если ты всё равно уже заполучила лучшего мужчину Фиорры?

— Фиорры? — Джина задорно расхохоталась, взмахивая перепачканными в апельсиновом соке руками. — Нет уж, милая, бери выше — Эллианы, а, может — и континента!

А вот вечер этого дня оказался для Джины отнюдь не таким уж и прекрасным. Нет, поначалу она очень радовалась шансу оказаться на балу, где соберётся великое множество эллианской знати. Долго разглядывала своё отражение в огромном, почти в полный рост, зеркале, имевшемся в её спальне.

Придирчиво изучала своё тёмно-зелёное, с украшенным множеством мелких изумрудов чёрным корсажем платье, за которое Адриан отсыпал портным золота столько, сколько семье Джины в прежние времена хватило бы на несколько лет сытной жизни. То и дело притрагивалась к изысканному колье с крупными чёрными бриллиантами в обрамлении изумрудов, совсем недавно тоже презентованному ей щедрым любовником. Потом вдруг бросалась поправлять сложную причёску, в которую искусные горничные не без труда уложили её непокорные локоны. В общем — пребывала в радостном и нетерпеливом возбуждении от предвкушения возможности блеснуть в высоком обществе.

Да и начало торжества, в целом, оправдало ожидания Джины. Когда она кружилась в танце по огромному, сияющему сотнями свечей и изукрашенному множеством гирлянд из живых цветов, залу, чувствуя, как ладонь Адриана стискивает её тонкую талию несколько крепче, чем это дозволяют приличия, Джина была готова поверить — вот он, самый прекрасный миг в её жизни!..

Но потом Адриану пришлось покинуть любовницу ради разговоров с членами Лиги, которым не терпелось обсудить с властителем Фиорры некоторые нюансы до завтрашнего официального заседания.

Вот тогда-то Джина и поняла, что она сколько угодно может быть прелестной и волнующей Чёрной Розой для фиорских горожан и даже — прекраснейшей драгоценностью в его сокровищнице — для Адриана Фиенна, но вот для эллианских дворян она остаётся всего лишь шлюхой, телом которой при случае так приятно воспользоваться, но уважать которую — ниже их достоинства. И теперь ей эту истину демонстрировали, не стесняясь.

Чёрная Роза любила многолюдные празднества, но не сейчас, когда её на каждом шагу награждали презрительными или полными ненависти взглядами, а то — и невзначай толкали, норовя наступить на подол платья и, вместо извинений, смотрели сквозь неё, как будто Джины и вовсе не существовало.