Стефан нетерпеливо расхаживал по залу — просторному и сумрачному даже сейчас, среди бела дня, помещению, чьё убранство было довольно скудным — большой стол, находившиеся на возвышении кресла хозяев дома, да ещё — длинные скамьи грубой работы. Лишь многоцветные гобелены, да шкуры хищников на стенах несколько скрашивали это однообразие.
У входа в зал появился Бернхард, и лицо Стефана озарила улыбка, но через мгновение последний уже старался выглядеть серьёзным — как-никак он приехал к брату, совсем недавно похоронившему свою молодую жену и новорождённого ребёнка. Впрочем, сам Бернхард не выглядел слишком уж печальным, а младшего брата встретил очень сердечно, сразу же заключив того в объятья.
— Соболезную твоей утрате, — сказал Стефан негромко, когда, наконец, высвободился из медвежьей хватки хозяина Соснового Утёса. Он был вполне искренен в своём сочувствии, хотя и жалел в большей степени брата, чем умершую Софию — хрупкую молодую женщину с пышными русыми волосами, с которой никогда близко не общался, обмениваясь лишь парой формальных фраз при редких встречах.
— Всё в воле Создателя, — пожал плечами Бернхард, поглаживая свою короткую тёмную бороду. — И если ему угодно было призвать к себе моих жену и ребёнка, то нам остаётся лишь молиться за их души.
— Но, брат, ты ведь пригласил меня к себе не только из-за этого печального события? — нетерпеливо спросил Стефан. — Я бы всё равно не успел приехать на похороны…
— Да, ты верно догадался. Мне пришли очень интересные известия, которые нам нужно обсудить. Только давай лучше сделаем это в моём кабинете.
***
Покачав головой, Лавиния небрежно отстранила служанку, порывавшуюся раскрыть над головой дочери дома Фиеннов ярко-жёлтый шёлковый зонтик с золочёной бахромой. Лавинии сегодня очень хотелось хоть на несколько минут подставить лицо фиорскому солнцу, пусть даже жаркие лучи и оставят на её щеках загар, который потом придётся маскировать с помощью белил.
— Ваша светлость? Позволите вас побеспокоить? — послышался низкий женский голос и, обернувшись, Лавиния увидела подошедшую к ней Джину Нуцци.
Джина сегодня была одета в фисташково-зелёное платье с глубоким вырезом, в котором сверкала золотая, усыпанная изумрудами звезда Троих, и туго стягивающим талию корсетом, соблазнительно приподнимавшим её грудь. И даже сама Белая Львица Фиеннов — как всегда, нежная и прекрасная в своём кремово-розовом шёлковом платье и неизменных жемчугах, которые украшали её шею, волосы и запястья, никак не могла ни признать, что выбранный Джиной наряд как нельзя лучше подходит к яркой красоте той.
До этого дня Лавиния пересекалась с Джиной лишь пару раз и никак не выделяла её из вереницы женщин своего отца, всегда — красивых и юных, но, как правило, при этом ещё и глуповатых, необразованных и невыносимо жадных до свалившихся на них, по милости властителя Фиорры, денег и почестей. Но вот сегодня, похоже, Джине что-то понадобилось от дочери её господина и любовника.
— Я услышала, что вы, ваша светлость, собираетесь в город, чтобы посмотреть ткани для новых платьев. Поскольку мой гардероб тоже не мешало бы пополнить, я подумала — может быть, вы разрешите заняться этим в вашей компании? — вкрадчиво продолжила Джина.
Лавиния помедлила с ответом пару мгновений — в принципе, она могла бы и отказать собеседнице. Но Джина, всё же, чем-то заинтересовала её.
— Что ж, я думаю, места здесь хватит нам обеим, — ответила Лавиния, плавным жестом указывая на уже приготовленный к её выезду богато украшенный золотом и парчой паланкин, действительно имевший немалые размеры.
Они вдвоём неплохо провели этот день. Герцогиня Альтьери и сама не заметила, как их с госпожой Нуцци официальные обращения друг к другу сменились словами «дорогая Лавиния» и «милая Джина».
Лавиния могла бы купить любую ткань для своих нарядов в Сентине или приказать купцам привезти свой товар прямо в особняк Фиеннов — но ей нравилось бродить по узким солнечным улочкам Фиорры меж пёстрых лавочек и открытых прилавков местных торговцев, пусть даже теперь приходилось делать это в сопровождении свиты и отряда мрачных эдетанских наёмников — охраны, приставленной к Лавинии отцом, после покушения в лутецийской столице, при котором погиб её первый муж, а она сама была ранена и потеряла нерождённого ребёнка.
Кроме того, Джина, и впрямь, оказалась для Лавинии неплохой компаньонкой в выборе отрезов шёлка, атласа и бархата, а также — разных прелестных мелочей, которых у обеих дам, конечно же, и так хватало, но почему же было бы и не приобрести ещё пару черепаховых гребней или зеркальце в изящной оправе из серебра и перламутра?..
Несколько утомлённые, но, в общем-то, вполне довольные своими покупками и обществом друг друга, красавицы дома Фиеннов возвращались домой и, пока их паланкин проплывал по городским улицам, плавно покачиваясь на плечах вышколенных носильщиков, сами женщины с удовольствием лакомились апельсинами со сладкой красноватой мякотью, которыми славились фиорские сады.