— Завидуй молча, Рихо. Если уж я не могу вступить в ряды Чёрных Гончих под своей фамилией, то выберу такое прозвание, какое захочу. Будет забавно, если того, кто отправляет вероотступников и чёрных колдунов на костёр, станут называть Глациесом.
— Хоть одного-то колдуна сначала поймай, Ледышка!
— Уж побыстрее тебя поймаю, не сомневайся!
Им обоим было тогда по четырнадцать лет, и неудивительно, что дело в итоге закончилось потасовкой. Но помирились они после этого быстро — при участии Лавинии, которая, будучи на три года младше мальчишек, всё равно оставалась для них непререкаемым авторитетом.
Потупив взгляд в притворном смущении та, которую через несколько лет назовут Белой Львицей, заявила, что у Габриэля, когда он сердится, глаза становятся «как красивые льдинки с северных гор», а значит и новое имя ему очень подходит. С таким мнением Рихо и не подумал спорить…
Теперь от этих воспоминаний хотелось выть. Не удержал рядом с собой одну, не уберёг — другого. Что ты вообще можешь, сын неверного, воин Церкви, кроме как сожалеть об ошибках?..
— О, я ничуть не сомневаюсь, что причины были, — голос Штайна вернул Рихо к действительности. — И, несмотря на свою молодость, его высокопреосвященство уже успел прекрасно проявить себя. Но вот в последнее время… Агилар, я не привык к вашим дворянским увёрткам и спрошу прямо — что, чёрт возьми, задумал кардинал?! Мы имеем почти неопровержимые доказательства вины Сигеберта Адденса. И ещё ладно — подозрения в поджоге Крысиного Городка. С этим всё очень непросто, из-за того, что здесь замешаны… высокие круги. Но, обвинения в тёмной магии!.. А кардинал просто отмахнулся, когда я приехал к нему с докладом на эту тему и заявил, чтобы я даже и не думал об аресте чародейской мрази.
— Я спрашивал его высокопреосвященство о господине Адденсе.
— И?..
— Могу только передать вам слова кардинала. Он сказал: «Мне нужен Сигеберт».
— Но это же… Нет, не измена, но…
— Я скорее поверю в то, что Князь Бездны постригся в монахи, чем в то, что Габриэль Фиенн предал Церковь, — надменно заявил Рихо. И тут же добавил, уже спокойным тоном: — Кстати, когда его высокопреосвященство узнал, что я поеду сегодня к вам, он попросил меня выяснить, как там наш «подарочек»? Не отправился ещё к праотцам?
— Жив, не беспокойся. Хотя, по мне так было бы куда милосердней — и разумней — сразу его прикончить. Но можешь зайти к Алиме и узнать подробности.
— Так я и сделаю, — сказал Рихо, уже собираясь уходить, но Штайн остановил его:
— Послушай, Агилар. Я-то не сомневаюсь в верности решений его высокопреосвященства, но вот у Тирры — длинные уши… и руки. Если в Священном Городе узнают о действиях кардинала, далеко не всем они могут понравиться.
— Там сейчас другие заботы. Наш досточтимый понтифик болен и дряхл, так что скоро грызня кардиналов за его место развернётся в полную силу. Бахмийский султан молод и жесток и теперь, когда он расправился со своими братьями, его мысли неизбежно устремятся к новым завоеваниям. Хорошо бы он стал, как его предки, отщипывать кусочки от Зеннавии. Но что, если его взгляд обратится на запад?.. Это не угроза для континента, но для Священного Города, который отделён от земель султаната лишь Ханийской пустыней — как минимум, проблема. А в Лутеции младший брат короля почти открыто сочувствует еретикам. Да Тирра и носа не повернёт в сторону империи, пока деньги отсюда исправно поступают в казну Святого Престола.
Рихо не так уж и рассчитывал на то, о чём говорил. Нет, тот расклад сил, что он пасьянсом разложил перед своим командиром, существовал на самом деле. Но предугадать действия Тирры, исходя из этого, вряд ли было возможно. Оставалось лишь надеяться на золото Адриана Фиенна, щедро льющееся в карманы приближённых тиррского понтифика, да — как и пару десятков раз до этого — верить в ум и хитрость Габриэля.
Но Штайн лишь кивнул в ответ на эту речь — должно быть, командиру Гончих доводы показались достаточно убедительными, а, может, он попросту не хотел продолжать этот разговор.
***
Спокойные времена в Эллиане были редки. Но, хотя снаружи могли бушевать войны и плестись заговоры, а люди — умирать, от клинка и яда — так же часто, как от старости или болезни, по вечерам Адриан Фиенн с неизменным удовольствием отправлялся на отдых в свои просторные покои.
И даже недавние ночные события ничуть не сказались на любви Адриана к домашнему уюту — он учёл ошибки — хотя, пожалуй, главной ошибкой тут стоило счесть неверный выбор мужа для дочери — усилил охрану дома; возблагодарил Троих за удачу, принеся щедрые пожертвования в фиорские храмы, а в остальном — положился на судьбу, которая до сих пор щадила своего баловня.
Сегодня ветер с залива, чуть усилившийся к вечеру, доносил в комнаты ароматы цветов из пышного сада Фиеннов, играя полузадёрнутыми шторами на окнах и слегка пригибая пламя свечей в позолоченных канделябрах. И, как это бывало частенько, Адриана ждала в спальне девушка — одна в череде многих. Только на этот раз — та, которую вовсе не хотелось побыстрее сменить на другую.