Разумеется, от запятнавшей знатное семейство дочери поспешили избавиться, отдав её людям Ковена. Но с собой из родного дома девушка — на момент проявления магического дара Эулалии уже исполнилось пятнадцать — унесла лютую ненависть к магам и страстную веру в Создателя и Двоих. Габриэль признавал, что стремление Эулалии служить Церкви было для последней весьма полезно. Вот только меры — в любви к Троим и ненависти к собственной сути — чародейка не знала.
Сейчас большие чёрные глаза Эулалии горели яростью и мукой, а её хрипловатый голос — в другое время способный одной лишь интонацией привести любого мужчину в приятное волнение — звучал отчаянно:
— Прошу вас, ваше высокопреосвященство, — Эулалия склонила голову так, что распущенные волосы тёмной блестящей волной скрыли её лицо. — Прошу, разрешите мне сделать это!.. Я уверена, что у меня получится убить Сигеберта!
— Главу Ковена? — уголок рта Габриэля дёрнулся не то в усмешке, не то в гримасе. — Я понимаю, что ты — весьма способная ученица, но неужели ты превзошла Адденса в магическом искусстве всего за три года?
— Есть разные способы, — жарко зашептала она. — Заклятия, которые уничтожают всё вокруг, но сами не требуют большой силы… если, конечно, при этом не накладывать защиту на себя. Но я готова!.. Готова умереть за дело Церкви! Может, это позволит мне хоть немного искупить мои грехи…
Уже в который раз, Габриэль подумал, что Тирра совершила крупную ошибку, признав магов неугодными Троим существами. Святой Престол обладал огромной властью над умами жителей континента, вот только обладать — не означало грамотно распоряжаться. Кому бы было хуже, если б обычные люди не шарахались от магов, а сами чародеи не копили злость на весь мир, будучи не допущены в «приличное общество»?.. Вот только Тирра не желала и на полшага отступить от древних догматов, закосневшая и безмерно гордая.
— Я — грязь и мерзость перед лицом Создателя, я это знаю, — между тем продолжала Эулалия, прижимая ладони к груди, едва прикрытой канареечно-жёлтым шёлком — сегодняшний наряд чародейки не отличался скромностью. — Но я смогу, ваше высокопреосвященство!.. Смогу послужить Троим, пусть и своей смертью!
У Габриэля начинала гудеть голова от сбивчивых фраз Эулалии. Но с девчонкой определённо надо было что-то делать — слишком уж упряма та была в своём желании пострадать за веру. А умирать ей пока что рано, как и Сигеберту Адденсу — хотя, последнего Габриэль бы с удовольствием прикончил собственными руками, но — всему свой срок.
— Значит, грязью себя считаешь? — Габриэль быстро сдёрнул с шеи звезду Троих и аккуратно уложил её на стол перед собой. — Хочешь послужить Создателю, поскорее представ перед его троном?.. Как это очаровательно, право же! — в его голосе появилась злость.
Застыв с крепко стиснутыми руками, Эулалия потрясённо наблюдала за тем, как первое лицо в мидландской церковной иерархии быстро вскакивает на ноги и начинает стаскивать с себя — одну за другой — детали кардинальского облачения.
«Его высокопреосвященство сошёл с ума?! Не собирается же он меня…»
— Говоришь, мерзость? А теперь, пожалуйста, посмотри-ка сюда. Нравится?.. Красота, прямо благолепие, не так ли?
Раскрасневшаяся от смущения — как будто она имела на это право, после того, что с ней проделывал Сигеберт и не он один — и общей нелепости ситуации, Эулалия подняла взгляд на Габриэля, уже стоявшего перед ней в одной лишь нижней тунике, но и та была расстёгнута на груди.
Первая мысль, которая мелькнула у Эулалии, была о том, что кардинал, несмотря на свою худобу совсем неплохо сложен, хоть этого обычно и не разглядишь под просторной мантией. А потом Эулалия разглядела то, что, видимо, и собирался продемонстрировать ей Габриэль.
Широкая — с мужскую ладонь — тёмная полоса пролегала наискосок от его правого плеча до левого бока. Кожа на этом участке мало напоминала нормальную — да и вообще не была похожа ни на что, прежде виденное Эулалией — чёрная, бугристая, с тонкими багровыми прожилками и глянцево блестевшая на свету. Подумалось — интересно, а какова эта немыслимая шкура на ощупь — такая же, как и человеческая? Задубевшая и твёрдая? Похожая на кожу рептилии?.. Но юная чародейка постаралась отогнать это неуместное любопытство.
Габриэль же смотрел на неё с некоторым уважением — глаза Эулалии сделались просто огромными — уж точно не от восхищения — но она не визжала, не убегала со всех ног, её не тошнило в ближайшем углу. Помнится, некоторые из навещавших Габриэля в госпитале Обители Терновых Шипов церковников оказывались не столь крепки нервами, и его это очень веселило — ну или, во всяком случае, давало лишний повод сразу не лезть в петлю.
— Вижу, ты впечатлена, — вкрадчиво сказал Габриэль, принимаясь одеваться. — И, предваряя твои вопросы — это проклятие, и оно меня убьёт. Не знаю уж как скоро, но через несколько лет — однозначно. Да и в остальном штука неприятная, поверь мне.