Читаем Гагаи том 1 полностью

— Тут, Артем Иванович, особая статья. Неправ ты, обозвав Пелагею и Харлампия кулацким элементом, шкурниками. Наши это люди — труженики. — Не знал Игнат, что все нынешнее утро Громов снова и снова возвращался к злополучному разговору, с присущей ему прямотой кое-что не одобрил в своих действиях. Игнат просто был удивлен терпимостью Громова к нему, не выполнившему секретарских указаний. Решив воспользоваться этим обстоятельством, Игнат смело сказал: — Такое, Артем Иванович, на нерве не решается. Думаешь, я это говорил им — Пелагее, Харлампию? Нет. Тебе говорил. А ты понес, понес...

— Ну, ладно, — прервал его Громов, давая понять, что инцидент считает исчерпанным. — Ты тоже хорош. Партийную линию в деревне надо проводить тверже, настойчивей.

Игнат снова, но уже иначе, подумал о Клане: «Точно влепила прогноз».

А Громов перевел на другое:

— Что там у вас приключилось? Говорят, покойников крадут?

Игнат усмехнулся.

— Информирован не совсем правильно. Кондрат Юдин забрал тещу из мертвецкой по всем законам. Потом уже началось это самое. Дома люди ожидают, старушки поприходили проводить покойницу, попа привезли. А Кондрат с дружками доставил ее, рабу божью, прямым ходом на кладбище, свою панихиду над ней справил да и прикопал.

— Свою, говоришь, панихиду? — засмеялся Громов.

— Ну да. Представляешь, какая это была панихида, ежели с утра глаза залил.

— По пьянке, значит?..

Игнат внезапно расхохотался.

— Ты что? — недоумевающе глянул на него Громов.

— Самое... самое, — давился смехом Игнат, — потом случилось. Жинка его того... выпорола.

— Да ну?

— С пьяного стащила портки и по всем правилам... А тот вытаращил спросонок балахманные глаза и... и спрашивает: «Неу-уж-то врангелевцы возвернулись?»

— Ай! Ай! — вскрикивал Громов. — Ну, умора.

Кланя, ничего не понимая, прислушивалась к хохоту, доносившемуся из кабинета секретаря, и невольно улыбалась.

А Игнат тем временем продолжал?

— Неделю в огородах прятался.

— От «врангелевцев»? — стонал Громов, вытирая проступившие слезы.

— От Ульяны.

Громов увидел заглянувшую Кланю.

— Что там?

— Можно ехать, Артем Иванович.

— Добре, — Громов поднялся. Недовольно сказал Игнату: — Вечно у вас в Гагаевке черт-те что творится, — И охваченный уже новыми заботами, заторопился: — Пошли, пошли.

В приемной Громов задержался, обратился к Клане:

— Чуть не забыл. Придется сегодня вечером поработать. Так ты уж...

— Хорошо, Артем Иванович, — кивнула Кланя, стараясь не выдавать своей радости. Лицо ее зарделось, глаза повеселели. Ведь это еще несколько часов ей представляется возможность побыть возле него!

11

Дрезину пустили в «окно» между товарными поездами. Она фыркнула мотором и легко побежала по накатанной блестящей колее, сверкая свежей краской и мытыми стеклами.

— Отличный экипаж, — сказал Громов, усаживаясь на полумягкое сидение.

— Ничего особенного, — отозвался моторист — франтоватый паренек, выставивший белый воротничок поверх ворота отутюженного синего комбинезона. На груди у него позванивали начищенные до блеска значки ГТО, ГСО, а также Осоавиахима и ворошиловского стрелка.

Станция с ее разветвленной сетью путей, стрелками, крестовинами, контрольными столбиками, со светофорами и водоразборными кранами, вытянувшими свои хоботы, осталась позади.

— С ветерком? — на мгновение обернулся к Громову моторист.

— Давай!

Моторист добавил газа. Дрезина взвизгнула электросиреной и вырвалась на простор. Глядя на убегающие назад хаты Крутого Яра, Громов раздумчиво заговорил:

— Быстрая езда... К ней стремится человечество на протяжении всей своей жизни, создавая все новые, более совершенные средства сообщения, перевозки грузов.

— В небо забрались! — подхватил моторист. — Сто пятьдесят — двести километров в час. Вот это скорость!

— Не то еще будет. Двадцатый век нетерпелив.

Дрезина резко затормозила.

— Не дают разогнаться, — сердито сказал моторист.

Они еле тащились на самом, как говорится, хвосте товарного поезда, догнав его в пути.

— Пойду в летчики, — продолжал парнишка. — Путиловский аэроклуб набирает желающих. То ли дело — жми на железку, сколько твоей душе хочется.

— Не побоишься?

Парнишка, лишь зазвенев своими регалиями, остановил дрезину против четвертого блокпоста. Поезд ушел в товарный парк, а им сделали стрелку в недавно отстроенное депо «Запад».

— Люблю смелых людей, — сказал Громов, когда дрезина тронулась. — Давай знакомиться.

— Вас-то я знаю. А меня Анатолием звать.

— Анатолий так Анатолий. Желаю тебе, Толик, покорить воздушный океан...

Дорохов уже ждал Громова. Случилось так, что встречать секретаря райкома пришли начальник депо Ян Казимирович Кончаловский, секретарь деповской парторганизации Чухно, председатель профкома, политотдельцы. Артем невольно приосанился.

— Собрал свиту, — пожимая Дорохову руку, укоризненно, но так, чтобы никто не слышал, сказал ему. Затем поздоровался с остальными. — Ну, где эти красавцы? Показывайте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза