Да, за четыре года многое изменилось. Произошла перестройка руководящих партийных органов на местах. Нужно было поднять роль секретаря райкома. Об этом особенно часто напоминал Громову заведующий отделом обкома партии Заболотный. И в самом деле. Чего бы ни коснулось: хлебозаготовки ли, посевные кампании, уборочные, воспитательная работа, деятельность советских органов и общественных организаций, выполнение планов промышленными предприятиями района, не с кого-нибудь спрашивали, а с него, секретаря. И Громов все больше проникался мыслью о своей исключительности, убежденностью, что люди не смогут без него и шагу ступить, что их надо постоянно направлять, организовывать, подхлестывать. Полнота данной ему власти в сочетании с его энергией и страстью неколебимого идейного борца не замедлили дать свои результаты. Район вышел в число передовых. В обкоме о Громове сложилось мнение как об инициативном, толковом партийном работнике. Шумиху вокруг Громова всячески поддерживал Заболотный, ибо отсветы славы падали на него, курирующего группу районов, куда входило громовское хозяйство.
Нет, о скрытом механизме, пущенном в движение Заболотным, Артем не знал. Он искренне считал, что действует правильно. Потому так естественна был^а реакция Громова в стычке с Пелагеей Колесовой. Удивление, сменилось раздражительностью, которая, в свою очередь, привела к ожесточенности.
Уже потом, оставшись наедине с собой, Артем понял, что перегнул, что не так надо было разговаривать с этой женщиной. Он вспомнил о своих распоряжениях, данных Игнату. И вдруг ощутил: Игнат их не выполнит, а он, Громов, со своей стороны, не сможет потребовать их выполнения, не сможет осуществить свои угрозы. В связи с этим ему подумалось, что Игнат чем-то напоминает Тимофея Пыжова. В них было что-то общее, хотя они очень отличались друг от друга. Отстаивая свою точку зрения, Тимофей становился на дыбы, шел с открытым забралом, рубил сплеча, бушевал. Нынешний же гагаевский председатель больше молчит, не прекословит и, тем не менее, несмотря ни на что, поступает в соответствии со своими убеждениями. Эта черта характера Игната для Громова была более приемлема. По крайней мере, Игнат умел добиться своего, не задевая при этом его, громовское, самолюбие.
Артем решил не напоминать Игнату о своем приказании, касающемся дальнейшей судьбы Пелагеи и Харлампия Колесовых. Придя к такому выводу, он облегченно вздохнул, ибо по натуре своей не был ни жестоким, ни злопамятным.
В райкоме царила тишина. Не дав передохнуть после уборки зерновых, после сева озимых, Громов снова отослал почти всех своих работников в колхозы. Надо было форсировать сбор овощей, а главное — позаботиться о том, чтобы хорошо подготовиться к зимовке скота.
Лишь за дверью у Громова тихо шелестела бумагами и приглушенно отвечала на телефонные звонки бессменный секретарь Громова — Кланя.
Вчера начальник политотдела отделения дороги Клим Дорохов сообщил, что гришинские поездные бригады уже водят мощные грузовые локомотивы серии «ФД». Громов захотел посмотреть новые паровозы на стоянке в Ясногоровском депо. А Дорохов пообещал прислать за ним дрезину.
Создание политотделов на транспорте несколько облегчило работу райкомов. Политотделы взяли на себя руководство всеми транспортными партийными организациями. Однако их деятельность была подчинена территориальным партийным органам. Дорохов являлся членом бюро райкома партии, а Громов, естественно, интересовался работой политотдела, вникал в нее, помогал. Взаимоотношения между ними установились деловые и добрые. Бывали, конечно, и стычки.
Ожидая дрезину, Артем просмотрел сводки осенних полевых работ, поступившие из колхозов донесения уполномоченных райкома. Ему предстояло выступать на областном совещании, делиться опытом массово-политической работы на селе, в результате которой, как квалифицировал Заболотный, район вышел на первое место по производству всех видов сельскохозяйственной продукции.
Артем кое-что набросал на бумаге. Потом попросил Кланю разыскать по телефону председателя райисполкома.