Читаем Гагаи том 1 полностью

— А знаешь, мысль верная. По пути к вам я как раз думал об этом. Резервы, резервы искать надо. Но как все это будет выглядеть практически?

— Увеличить форсировку котлов, цеплять большие составы.

— Всего-навсего? — удивился Громов, недоумевая, почему такое простое решение не приходило раньше. — Так это в наших силах, товарищи! — Он полуобернулся к Яну Казимировичу, посмотрел на секретаря парторганизации. — Что скажете?

— У нас есть бумаги. В них все расписано. Мой долг мобилизовать партийцев, чтоб не было никаких нарушений.

Выдвинув ящик стола, Кончаловский отыскал нужный ему документ, подал Громову.

— Что это? — мельком взглянув на текст, спросил Громов.

— Наш непреложный закон, — поправляя пенсне, сказал Кончаловский. — Правила технической эксплуатации. То, чем руководствуемся в своей работе.

Громов полистал брошюру. А Ян Казимирович продолжал, как человек, которого и среди ночи разбуди — не ошибется ни в одном параграфе, ни в одном пункте:

— Этими правилами категорически запрещается превышать установленные скорости. Строго ограничен и вес составов. Сверх нормы можно взять не больше пятнадцати тонн.

Громов покосился на Дорохова. И Клим не без иронии подтвердил:

— Действительно, Ян Казимирович непревзойденный знаток того, что можно и чего нельзя.

— Ничего не поделаешь, — в тон ему ответил Ян Казимирович. — Служба такая.

— Но ведь пятнадцать тонн — не выход из положения, — вмешался Громов. — Если имеются все основания, все возможности увеличить вес и ускорить оборот подвижного состава, почему бы этого не сделать?

— Возможности, конечно, есть, — согласился Ян Козимирович. — В каждом механизме заключены гораздо большие мощности, нежели те, которые устанавливаются нормами технической эксплуатации.

— Вот-вот, — вмешался Дорохов. — На этом и основаны предложения Пыжова: взять от техники все, что возможно.

— У возможного тоже есть предел, — спокойно заметил Ян Казимирович. — А там, где кончается инженерный расчет... По крайней мере, я не настолько самонадеян, чтобы определять границы этого возможного.

Громов был очень внимателен. Он где-то слышал выражение «даже металл старится». Но ведь речь идет не о работе на износ, не о том, чтобы «насиловать» технику, а всего лишь о более полном, рациональном ее использовании. Это именно то, что называется резервами. И это очень нужно стране, народу.

— Почему вы, товарищ Кончаловский, берете лишь техническую сторону дела? — заговорил Громов. — Разве вас не волнуют нужды нашего народного хозяйства!

— Я инженер, товарищ секретарь, — с достоинством ответил Ян Казимирович. — Потому, прежде всего, и говорю о технических возможностях.

— Но вы — советский инженер. Вы должны быть заинтересованы...

— Совсем незначительное повышение режима работы каждого паровоза в общей сложности может дать огромный экономический эффект, — горячо заговорил Дорохов.

— И с этим согласен, — сказал Ян Казимирович. — Я — за повышение технических показателей. Однако надо, чтобы они были научно обоснованы, узаконены. Ведь и такое может произойти, что при сверхнормативной форсировке котла с одним паровозом ничего не случится, а другой — взорвется. Кто будет виноват?

— Ах, вот вы чего боитесь? — воскликнул Громов. — Ответственности!..

Ян Казимирович побагровел, сердито сверкнул стеклами пенсне.

— Я не снимаю с себя ответственности за порученное мне дело, — холодно проговорил он. — Моя деятельность регламентирована приказами, инструкциями, правилами. И я должен их выполнить, а не обсуждать. Советую и вам прекратить этот схоластический разговор.

— Почему же? — сощурился Громов, задетый таким обращением. — Давайте...

— Потому, что эти приказы исходят от народного комиссара путей сообщения, — прервал его Ян Казимирович. — Потому что инструкции и правила разработаны в Энкапээсе и утверждены народным комиссаром путей сообщения. Народным комиссаром!

Артем мельком увидел лицо Чухно. Оно как бы говорило: «Ну, что? Не я ли прав? Бумаги для того пишут, чтоб ими руководствоваться».

Такой оборот разговора несколько обескуражил Громова. В самом деле, не станет же он, малосведущий в технике человек, опровергать то, чем не год и не два занимались специалисты! Что подписано самим наркомом! Вместе с тем он остро чувствовал веяния времени. Уже сам факт появления мысли о пересмотре прежних представлений о скорости и тоннаже — свидетельство того нового, что рождается в жизни. Не приди Пыжов к такому мнению, кто-нибудь другой заговорит об этом.

Видно, к тому идет. Вот и Дорохов солидарен с Тимофеем, поддерживает его.

Громов кинул быстрый взгляд на начальника депо.

— А как же с инициативой масс? Вы что же, товарищ Кончаловский, вовсе отвергаете поиск?

— Да нет, Артем, — загудел Дорохов. — То уже лишнее ты говоришь. Як Казимирович и изобретателям дает простор, и соревнование у него в депо вовсю развернуто. Новое он поддерживает.

— В разумных рамках, — уточнил Ян Казимирович.

Громов развел руками.

— И тут рамки, границы... Куда ни кинь — редел. А нам не сковывать инициативу надо, не вгонять в какие-то рамки, а направлять в нужное русло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза