Что-то взметнулось у него из-под ног. Инстинктивно отпрянул, вздрогнул; как держал ружье, так и выстрелил ненароком. А пара серых куропаток, напугавшая его, полетела совсем в другую сторону. Дремавший невдалеке заяц ошалело вскочил и пронесся мимо Кондрата. И только темная полоска, где он сбил изморозь на сухих травах, обозначила его убегающий след.
— Тьфу ты, напасть! — в сердцах воскликнул Кондрат. — И надо же такому случиться! Сам в руки давался — бери...
Не успел он договорить, как увидел еще одного зайца. Кондрат вскинул ружье, нажал на спусковой крючок. Заряд срезал куст репейника далеко позади.
— Убег, — удивился Кондрат. — Да что он, заговоренный? Прямо ж в него палил.
Пришлось снова перезаряжать. И снова стрелял Кондрат. И снова зайцы убегали. Лисовина тоже поднял — здоровенного красно-желтого красавца. Пока вскидывал ружье, успел намерить воротник Ульяне, да только и «воротник» тот убежал, на крутом повороте вырулив распушенным хвостом, точно веслом.
Нет, Кондрату определенно не везло с охотой. Он уже совсем было упал духом, как вдруг увидел притаившегося зайца, всего метрах в десяти от себя. Кондрат очень хотел добыть зайца, и он поторопился. Заряд взметнул землю у самой лежки, казалось, лишь напугав зайца. Однако несколько дробин, очевидно, попали в него. Заяц убегал на трех лапах, и Кондрат пустился за ним следом, на бегу вставляя новый патрон непослушными, трясущимися руками. Они колесили по степи, может быть, час, может быть, два — убегавший раненый зверек и его неумолимый преследователь. Заяц залегал все чаще, все ближе подпуская к себе охотника. Но и Кондрат спотыкался, путаясь в цепких, густых бурьянах, падал. Он уже расстрелял все патроны, но в азарте все еще на что-то надеялся.
И все-таки он изловчился, накрыл жертву. Обрадовался. Вот она, его новая шапка, под ним. Все же добыл...
Только теперь он по-настоящему ощутил усталость. Да и то сказать, разве в его годы бегать за зайцами? Нет, коли в этом и заключается вся прелесть охоты — не завидует он князьям и прочей буржуазии.
А солнце успело подняться высоко — весеннее, щедрое.
Кондрат заторопился домой. Подвязал зайца, прикинул вес, остался доволен добычей.
— Матерый, — сказал перекидывая веревку, служившую торочком, через плечо. — Добрая будет шапка.
Еле дотащил Кондрат зайца. Упрел весь. Веревка невыносимо резала плечо. Да и ружье будто стало тяжелей. Однако, миновав крайние хаты, Кондрат расправил плечи, приосанился. На жердях у Маркелова подворья сидели мужики. Кондрат еще издали увидел их и вовсе заважничал. Подошел, не спеша свернул «козью ножку», потянулся к Игнату Шеховцову за огоньком.
Мужики сидели хмурые, сосредоточенно сосали цигарки.
— Что носы повесили? — спросил Кондрат, незаметно передвигая зайца из-за спины вперед.
— Танцевать нема чего, — отозвался Игнат. — Это лишь у тебя, как погляжу, райская жизнь. Зайцев гоняешь...
— Не токи зайцев, — пыхнул дымом Кондрат. — Ноне вночи покрупней дичину настрахал.
— Во как! Что ж то за дичина?
— Грабителей отваживал от кирпича.
— Скажи, — удивился Лаврентий Толмачев. — Кто ж это мог быть?
— А ты, Лаврушечка, слушай его, — вмешался Игнат. — Не такого еще наговорит. Небось не поймал? — повернулся к Кондрату.
— Куда ж поймать, когда коней в кнуты взяли. Аж загремела бричка, Да и пост кидать нельзя. Може, навзнарошки так подстроено было. Тут гляди да гляди. — И перевел на другое, догадываясь, чем озабочены мужики. — Тимошка, кажу, очухался от своего головокружения?
— Тимофея Авдеича не займай, — окрысился Игнат. — Правильная у него линия. Может, когда и свихнулся, так не по своей воле.
— Так я что? — заговорил Кондрат. — Я ничего.
— Тут другое жуем, — вставил Лаврентий. — Оставаться в старом колхозе, или по своим дворам разбегаться, или, може, какие новые будут, поскольку выходит, будто эти колхозы неправильные.
— Правильные, — убежденно возразил Игнат.
— Кажуть, и раскулаченных, кого выслали, всех до единого вернут. Мол, напутали власти на низах. Ответ держать будут.
— Какой еще ответ? — махнул рукой Игнат. — Не бывать этому. Кулак, он кулаком и останется, захребетным.
— А народ шатнулся, — глянув на молчавшего все это время Харлампия, продолжал Лаврентий.
— Ага! — живо откликнулся Кондрат, — Значит, по доброй воле — нет охотников?
— Не мели своим дурным языком, — снова вмешался Игнат. — Будто у нас принуждали кого. Може, скажешь, Афоньку Глазунова тащили? Сам пришел. А поди ж ты...
— Жить всем любо, — многозначительно подхватил Кондрат, — всякой божеской твари. Хоть бы зайца взять... — И осекся. Не станет же он рассказывать, каких трудов стоил ему этот трофей.
Но внимание к зайцу уже было привлечено.
— Где добыл? — спросил Харлампий.
Кондрат кашлянул в кулак, небрежно скосился на зайца.
— Считай, по-домашнему. Токи минул Бурлакову криничку, вышел к Баевой пасеке, а он лежит — развалился, как барин. Выгулялся, кажу. Вон какое брюхо наел. А ну, вставай.
— Так и кажешь! — удивился Лаврентий.
— А что, ежели он и не думает подниматься? Видать, смекнул, что не моя стихия лежачих бить. Видать, чуял: побежит — тут ему и конец.