Читаем Гагаи том 1 полностью

— И где ты научился охотницким байкам? — усмехнулся Харлампий.

— Не мешай человеку, — вступился за Кондрата Лаврентий, поторопил его: — Сказывай.

— Ну, а он лежит и в ус не дует, — продолжал Кондрат. — Вставай, кажу, бо нет у меня данных разговоры разговаривать. Тоже, видать, понял и вздумал обхитрить. Ка-ак сиганет вбок. Да кто Кондрата обманет — дня не проживет. Приложился, ну и вот... несу. Одним выстрелом поклал. А мне, в аккурат, шапку надобно обновить.

— Линяет он, — заметил Харлампий. — Потянулся к зайцу, легко выщипнул клок шерсти. — Погляди.

Мех и в самом деле был клочковатый, свалявшийся, так и лез за руками. Весь бок Кондрата, где висел заяц, был в шерсти. Но Кондрат не хотел замечать этого. Он был доволен своим трофеем. Добыть первого в жизни зайца и вдруг услышать такое. Нет, тут уж Кондрат не мог оставаться равнодушным.

— А ты не скуби! — возмутился он. — Каждый тут будет скубти. Сперва добудь, а там хоть и вовсе опатрай. «Линяет», — передразнил Харлампия, — С твоей бороды тоже можно выскубти... Первым сортом шкура пойдет. Вон гладкий какой да увесистый. Пока дотащил — торочок мало не распахнул навкось. Нагулянный заяц. Самога жира...

— Погоди, погоди, — перебил его Игнат, присматриваясь к трофею Кондрата. — Это ж зайчиха!

Кондрат недоверчиво покосился на Игната.

— Да еще, видать, на сносях, — продолжал Игнат. — Гляди. Вже и брюхо выскубла — гнездо мостила.

— Так я ж ее и шукал, — вмиг перестроился Кондрат, отодвигая свою добычу подальше за спину. — Повадилась, стерва, яблоньки обгрызать.

— Браконьерничаешь? — продолжал наседать Игнат, — Уже и запрет давно, а ты котную...

— Всех их, гадов, бить надо, — возразил Кондрат. — Расплодились — спасу нет.

Вмешался Харлампий:

— Законы ж есть, голова твоя садовая.

— Законник выискался! — взвизгнул Кондрат. — Кто тебя в колхоз вписал? Жинка вписала. Так ото б молчал!

— Дурак же ты, Кондрат, как погляжу. Ну и вписала. Не об том же разговор.

— Савелию нужно донести, — заключил Игнат. — В сельсовет. Може, — повернулся к мужикам, — зараз и спровадим туда?

— Ха, настрахал, — ершился Кондрат, поправляя ружье и невольно отступая. — Вам тот Савелий, може, найвысшая власть, а мне он... до однога места. Мне — дирекция власть.

А сам в сторону, в сторону и дай бог ноги. Повернул за угол, снял добычу с плеча, сторожко оглядываясь, прикрыл полой и подался к своему подворью огородами, тяжело вырывая ноги из оттаявшей и напитавшейся влагой рыхлой земли.

28

Больничная линейка медленно и мягко катила крутоярскими улицами. Кучер то и дело придерживал коней. Тимофей велел ему не спешить, потому что каждый резкий толчок отдавался в груди Елены болью. Елена осторожно вдыхала свежий весенний воздух. Почти три месяца пролежала в больнице, и не удивительно, что теперь у нее кружилась голова. Она будто впервые видела улицы, и плетни, и хаты, и потерявший крыло ветряк, пригорюнившийся на сырту, и церковную колокольню. Креста на ней уже не было, и купол, крашенный бронзой и уже потерявший свой первоначальный блеск, стал удивительно похож на луковицу.

Елена улыбалась. Она радовалась солнцу, песне раннего жаворонка, петушиному гомону, печным дымкам, скандальной воробьиной перепалке, затеянной посреди дороги. Радовалась жизни, к которой возвратилась, ее звукам, краскам...

А сбоку за ней наблюдал Тимофей. Придерживая одеяло, накинутое поверх пальто на плечи Елены, он с тревогой замечал, что нет-нет и появляется в ее глазах то выражение страха, которое делает Елену такой непохожей на себя.

Тимофей нашел ее руку, слегка пожал, ободряюще улыбнулся. Елена попыталась ответить ему тем же. Но потом, когда их окликнул Игнат Шеховцов, бледные губы ее снова как-то жалко искривились.

— Поотсыхали бы руки у того убийцы, — сказал Игнат. — Не могу простить себе, что послушал тебя, Алексеевна, одну отпустил. — И без видимой связи обратился к Тимофею: — Афонька ноне коней и корову домой увел.

— Как увел? — не понял Тимофей.

— Да вот так. Мы с Харлашей уже и совестили его, и лаяли. Ни в какую. Пошел в сельсовет землю требовать.

Елена вспомнила, как Афанасий Глазунов на последнем занятии просил «навчить» его заявление в колхоз писать; как он, здоровый и нескладный, раньше всех из ее учеников решительно шагнул за порог под дождь.

«Не он ли?» — вздрогнув, подумала.

Тимофей ощутил эту дрожь, заторопил кучера!

— Трогай, а то мы и к вечеру домой не попадем. — Повернулся к Игнату, который, сняв шапку, смотрел им вслед, крикнул! — Сейчас приду!

Сообщение Игната обескуражило Тимофея.

«С чего это Афонька повернул так круто?» — забеспокоился он, с тревогой думая о том, что произошло.

Размышления Тимофея прервали чьи-то пронзительные крики.

Линейка выкатилась на перекресток. Под нее чуть не угодил Кондрат.

— Что такое? — Тимофей кинулся к нему.

Из-за ближних плетней выглядывали выбежавшие на крик бабы, ребятишки.

— Унес, — сокрушенно выдохнул Кондрат, рукавом вытирая взмокший лоб.

— Что унес? Кто?

Кондрат еще тяжело дышал, возбужденно вертел головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза