— И где ты научился охотницким байкам? — усмехнулся Харлампий.
— Не мешай человеку, — вступился за Кондрата Лаврентий, поторопил его: — Сказывай.
— Ну, а он лежит и в ус не дует, — продолжал Кондрат. — Вставай, кажу, бо нет у меня данных разговоры разговаривать. Тоже, видать, понял и вздумал обхитрить. Ка-ак сиганет вбок. Да кто Кондрата обманет — дня не проживет. Приложился, ну и вот... несу. Одним выстрелом поклал. А мне, в аккурат, шапку надобно обновить.
— Линяет он, — заметил Харлампий. — Потянулся к зайцу, легко выщипнул клок шерсти. — Погляди.
Мех и в самом деле был клочковатый, свалявшийся, так и лез за руками. Весь бок Кондрата, где висел заяц, был в шерсти. Но Кондрат не хотел замечать этого. Он был доволен своим трофеем. Добыть первого в жизни зайца и вдруг услышать такое. Нет, тут уж Кондрат не мог оставаться равнодушным.
— А ты не скуби! — возмутился он. — Каждый тут будет скубти. Сперва добудь, а там хоть и вовсе опатрай. «Линяет», — передразнил Харлампия, — С твоей бороды тоже можно выскубти... Первым сортом шкура пойдет. Вон гладкий какой да увесистый. Пока дотащил — торочок мало не распахнул навкось. Нагулянный заяц. Самога жира...
— Погоди, погоди, — перебил его Игнат, присматриваясь к трофею Кондрата. — Это ж зайчиха!
Кондрат недоверчиво покосился на Игната.
— Да еще, видать, на сносях, — продолжал Игнат. — Гляди. Вже и брюхо выскубла — гнездо мостила.
— Так я ж ее и шукал, — вмиг перестроился Кондрат, отодвигая свою добычу подальше за спину. — Повадилась, стерва, яблоньки обгрызать.
— Браконьерничаешь? — продолжал наседать Игнат, — Уже и запрет давно, а ты котную...
— Всех их, гадов, бить надо, — возразил Кондрат. — Расплодились — спасу нет.
Вмешался Харлампий:
— Законы ж есть, голова твоя садовая.
— Законник выискался! — взвизгнул Кондрат. — Кто тебя в колхоз вписал? Жинка вписала. Так ото б молчал!
— Дурак же ты, Кондрат, как погляжу. Ну и вписала. Не об том же разговор.
— Савелию нужно донести, — заключил Игнат. — В сельсовет. Може, — повернулся к мужикам, — зараз и спровадим туда?
— Ха, настрахал, — ершился Кондрат, поправляя ружье и невольно отступая. — Вам тот Савелий, може, найвысшая власть, а мне он... до однога места. Мне — дирекция власть.
А сам в сторону, в сторону и дай бог ноги. Повернул за угол, снял добычу с плеча, сторожко оглядываясь, прикрыл полой и подался к своему подворью огородами, тяжело вырывая ноги из оттаявшей и напитавшейся влагой рыхлой земли.
28
Больничная линейка медленно и мягко катила крутоярскими улицами. Кучер то и дело придерживал коней. Тимофей велел ему не спешить, потому что каждый резкий толчок отдавался в груди Елены болью. Елена осторожно вдыхала свежий весенний воздух. Почти три месяца пролежала в больнице, и не удивительно, что теперь у нее кружилась голова. Она будто впервые видела улицы, и плетни, и хаты, и потерявший крыло ветряк, пригорюнившийся на сырту, и церковную колокольню. Креста на ней уже не было, и купол, крашенный бронзой и уже потерявший свой первоначальный блеск, стал удивительно похож на луковицу.
Елена улыбалась. Она радовалась солнцу, песне раннего жаворонка, петушиному гомону, печным дымкам, скандальной воробьиной перепалке, затеянной посреди дороги. Радовалась жизни, к которой возвратилась, ее звукам, краскам...
А сбоку за ней наблюдал Тимофей. Придерживая одеяло, накинутое поверх пальто на плечи Елены, он с тревогой замечал, что нет-нет и появляется в ее глазах то выражение страха, которое делает Елену такой непохожей на себя.
Тимофей нашел ее руку, слегка пожал, ободряюще улыбнулся. Елена попыталась ответить ему тем же. Но потом, когда их окликнул Игнат Шеховцов, бледные губы ее снова как-то жалко искривились.
— Поотсыхали бы руки у того убийцы, — сказал Игнат. — Не могу простить себе, что послушал тебя, Алексеевна, одну отпустил. — И без видимой связи обратился к Тимофею: — Афонька ноне коней и корову домой увел.
— Как увел? — не понял Тимофей.
— Да вот так. Мы с Харлашей уже и совестили его, и лаяли. Ни в какую. Пошел в сельсовет землю требовать.
Елена вспомнила, как Афанасий Глазунов на последнем занятии просил «навчить» его заявление в колхоз писать; как он, здоровый и нескладный, раньше всех из ее учеников решительно шагнул за порог под дождь.
«Не он ли?» — вздрогнув, подумала.
Тимофей ощутил эту дрожь, заторопил кучера!
— Трогай, а то мы и к вечеру домой не попадем. — Повернулся к Игнату, который, сняв шапку, смотрел им вслед, крикнул! — Сейчас приду!
Сообщение Игната обескуражило Тимофея.
«С чего это Афонька повернул так круто?» — забеспокоился он, с тревогой думая о том, что произошло.
Размышления Тимофея прервали чьи-то пронзительные крики.
Линейка выкатилась на перекресток. Под нее чуть не угодил Кондрат.
— Что такое? — Тимофей кинулся к нему.
Из-за ближних плетней выглядывали выбежавшие на крик бабы, ребятишки.
— Унес, — сокрушенно выдохнул Кондрат, рукавом вытирая взмокший лоб.
— Что унес? Кто?
Кондрат еще тяжело дышал, возбужденно вертел головой.