Гагаи том 1

— Надо же случиться такой стихии! — заговорил взволнованно. — Ведь шапку, окаянный унес. Токи освежевал да понес тушку Ульяне, на какой момент отлучился соли взять, а он, гад его дери, и схопил, и понес.

— Да толком ты сказать можешь? — допытывался Тимофей.

Кондрат непонимающе взглянул на него, на Елену, будто только сейчас увидел их, как-то сразу сник, опустил руки, поплелся назад, бормоча под нос:

— Гицеля на тебя нет, идол лохматый... Ну уж погодь, погодь...

Тимофей и Елена переглянулись.

— Похоже, кроличью шкурку кобель унес, — проговорил кучер.

Они поехали дальше. Теперь им вслед смотрели, повиснув на плетнях, любопытные бабы, бесцеремонно, громко, не заботясь о том, слышат ли их или нет, перекликались:

— Гляди-тко, Тимошка свою повез!

— Дождался!

— Чула, бабоньки, любовь у них — позавидовать!

— Как-то теперь будет?

— А что?

— Кинет ее Тимошка, вот что. Кажут, порченая стала.

— Как это — порченая?

— Ну, навроде Параси, царство ей небесное. Та заговаривалась, а эта всего страшится. Мания у ней.

— Несчастье-то какое! Краще б уже не жить.

Бабы еще долго судачили, строя догадки, оставит Тимофей Елену или нет. А они, к счастью, слышали только начало разговора. Линейка покатила дальше.

Едва они отъехали, встретился Дыкин, церемонно раскланялся:

— С выздоровлением вас, Елена Алексеевна.

Елена сдержанно поблагодарила. Ей неприятна была эта встреча. Она инстинктивно прижалась к Тимофею. А Дыкин, подчеркнуто не обращая внимания на Тимофея, многозначительно продолжал:

— Ждем вас, Елена Алексеевна. С нетерпением ждем.

Он снова с достоинством склонил голову, выпрямился и, едва линейка тронулась, пошел своей дорогой — важный, напыщенный.

— Ну и тип, — смехнулся Тимофей. — песи-то, спеси сколько.

— Серьезный мужчина, — вставил кучер, хлестнув вожжами по бокам лошадей.

— Да-да, — задумчиво проговорил Тимофей. — Такие, дорвавшись до власти...

Откуда ни возьмись — разудалая пьяная компания. Впереди — повозка, на которой восседала бабка Пастерначка. Мужики, бабы горланили на всю округу:

...У Матющенка Алешки собрались, подпили трошки — иорданской.

Эх! Иорданской!..

Компания промчалась мимо с гиком, свистом, покатили тачку под уклон.

— Что это? — удивленно спросила Елена.

— В «рай» повезли, — хмыкнул Тимофей.

— Как, в «рай»? — не поняла Елена.

Вмешался кучер:

— Почет такой старухе. Роды у Алешкиной жинки. приняла, дите сберегла. Вот ее и возят...

Елена пожала плечами. Сколько уж она живет среди гагаев, а никак не может привыкнуть к их чудачествам. Свадьбы, похороны, крестины — что ни возьми — не так, как у людей. Все переиначено. Она хорошо помнит, как трудно ей было осуществлять закон о всеобуче.

В какую семью ни явится, один ответ: мол прожили жизнь неуками, и ничего, то ж и деткам, особенно девчонкам, не к чему мозги сушить.

Елена вздохнула.

— Крепись, — понял ее по-своему Тимофей. — Почти приехали.

Они подъехали к верзиловскому двору. Их встретила Киреевна. Взмахнула руками, точно наседка крыльями, заторопилась навстречу, — приземистая, грузная, переваливаясь из стороны в сторону. Запричитала:

— Слава тебе, господи! Возвернулась наша лебедушка, наша зорька ясная, цветик аленький!

Обняла Елену, как дочь любимую, прижалась к ней, замерла. Потом отстранилась, пытаясь получше ее разглядеть. Увидела морщинки, залегшие у испуганных глаз и возле рта, осторожно, будто незрячая, коснулась седой прядки у бледного виска, жалостливо покачала головой. Губы ее задрожали и, всхлипнув, Киреевна снова припала к Елене, уже не противясь чувствам, не сдерживая слез.

Елена молча гладила ее вздрагивающие плечи, растроганная встречей.

— Вот те и на, — проговорил Тимофей. — Радоваться, Киреевна, надо, а вы в слезы.

— Ну да, ну да, — отозвалась та. — Как не радоваться? Слава богу — выдюжала.

Елена порывисто поцеловала ее дряблую, еще мокрую от слез щеку.

— Спасибо вам, Киреевна, — сказала взволнованно, — за все спасибо.

— Это тебе, дочка, благодарность наша, — возразила старушка. — Радость ты нам принесла. — И засуетилась, приглашая в дом: — Входи, входи. Как же, ждали. Мужики вчера в хате глянец наводили. Все трое. Скребли, мыли. Особливо малой старался. Как же он, сердешный, мамку собирался стренуть!

— В школу его отослал, — вставил Тимофей.

— Бедный мальчик, — тепло улыбнулась Елена.

— Богатый, — поправила старушка, пропуская Елену вперед. — Душою хорошей богатый. Это счастье великое.

— Ну, расхвалили, — усмехнулся Тимофей. — Не красна девица.

Они вошли в дом. В комнатах и впрямь было по-особенному чисто.

уютно. На окнах — белоснежные занавески, на глиняном свежеподмазанном полу — пестрые домотканые дорожки. И даже цветы на столике.

— Подснежники! — обрадовалась Елена. — Смотри, Тимоша, подснежники! Сережа принес?!

— Кто же еще? — усмехнулся Тимофей. — В байрачек бегал.

— Сидайте к столу, — приглашала Киреевна. — Зараз подам перекусить.

— Что вы, что вы, — замахала руками Елена. — Хоть оглядеться дайте.

— Перво-наперво в своем дому откушать надобно, — стояла на своем старушка. — Супротив обычая нельзя.