Читаем Гайда! полностью

«Да уж, райончик достался! – покачал головой Аркадий, рассматривая разложенные на столе карты и документы, где фиксировались объекты, охрана которых возлагалась на его батальон. – От одного пункта до другого десятки верст. И никаких железных дорог. А весь боерайон – что с севера на юг, что с востока на запад – получается, верст по сто в каждую сторону. И как, прикажете, распределять силы на охрану всех объектов, если в батальоне всего 165 штыков пехоты и 4 пулемета?»

Он вздохнул, аккуратно сложил бумаги, убрал их в планшет и бросил взгляд на стоявший в углу комнаты вещевой мешок, собранный в дорогу. От Ужура до Божьего озера почти 35 верст пути…

Деревенька Божьеозерная протянулась вдоль берегов быстрой, незамерзающей речки Парнушки, которая, зародившись где-то на севере Ужурской волости, журча и играя, собирая по дороге большие и маленькие ручейки, весело ныряет в один из самых крупных водоемов губернии. Коренные жители этих мест с давних времен называли его по-разному: озером Тенгерикуль, что означает Поднебесное, Тигерголь – что переводится как Небесное, Улугголь – просто Большое, а русское население с некоторых пор стало называть его Божьим озером.

Уже на следующий день по прибытии на новое место службы комбат Голиков с отрядом в пятнадцать штыков и одним пулеметчиком отправился на обследование ближайших районов. По деревне Новопокровская, что в шести верстах от Божьеозерной, проскакали, не останавливаясь. Решили спешиться в ней на обратном пути – после того, как будут возвращаться из улуса, расположенного в четырех верстах далее.

Хакасское селение оказалось небольшим – всего шесть юрт стояли у склона отлогого, покрытого снегом и редкой растительностью холма. Пять из них представляли собой довольно просторные шатры с рубленными шестигранными стенами. Одно жилище – самое большое, стоявшее в центре – было восьмигранным.

– Пошли туда, – показав на восьмигранник, сказал Аркадий. – Четверо со мной, остальным ждать.

Отыскав глазами одного из хакасских парней, оказавшихся в числе чоновцев, он велел ему идти с ним – на случай, если понадобится переводчик.

Отворив входную дверь, Аркадий встал на порог и, не проходя в жилище, замер на месте. После яркого солнца и слепящего снега в первые мгновения ему показалось, что помещение окутано мраком.

– Ой, ой, ой! – раздался позади него голос хакаса. – Зачем на порог наступил! Слезай скорей, нельзя на пороге стоять.

Ничего не понимающий комбат шагнул, наконец, внутрь.

Из небольших, прорубленных напротив входа окон, пробивалось достаточно света, чтобы обозреть убранство хакасского дома. Изнутри юрта выглядела еще больше, чем снаружи, и, если не роскошно, то уж никак не бедно и даже вполне живописно. Пол, правда, был земляной, но, судя по имеющейся в помещении нарядной обстановке и утвари, это, скорее всего, было связано с каким-то обычаем или преданием, а не с отсутствием возможности застелить его деревом. Впрочем, кое-где лежали яркие толстые ковры.

Вдоль стен стояли обтянутые разноцветным сафьяном и окованные металлической решеткой сундуки, мягкие нарядные диваны с многочисленными сафьяновыми подушками, столы, стулья. Над этой мебелью нависали стеллажи, заставленные красивыми чашками и прочей посудой, в том числе и серебряной.

На одной из стен – той, что справа – крепились полки, на которых стояли разного размера и формы горшки, кувшины, предназначенные для приготовления и хранения пищи. На стене слева висели ножи, кинжалы и даже лук со стрелами. По разделению предметов обихода можно было сделать вывод, что и помещение поделено на две половины – мужскую и женскую.

Посередине юрты виднелась сложенная из природного камня круглая площадка, в центре которой находился очаг с установленным над ним большим таганом на четырех изогнутых ножках. В крыше юрты, над очагом, было проделано отверстие, через которое наружу выходил дым.

Возле тагана суетились две женщины в ярких хакасских одеждах. При появлении неожиданных гостей они застыли с поварешками в руках. Остальные члены семейства – мужчины, молодые и старые, дети – тоже оторвались от своих дел и молча уставились на чоновцев. Их лица не обещали ничего хорошего.

«Настоящие хакасские буржуи», – подумал Аркадий, а вслух произнес:

– Здравствуйте.

– Изеннер, – перевел чоновец-хакас.

Ответа не последовало.

– Спросите у них, что им известно о бандитах. Может, знают, где у них стоянки и как до них добраться, – приказал «переводчику» комбат.

– Да не скажут они ничего, – пробурчал тот, но приказ выполнил – перевел просьбу командира.

Ответом снова была тишина. Аркадий заметил, что и без того узкие глаза самого старшего в юрте хакаса превратились в едва заметные щелочки, но, как показалось комбату, даже через эти щелочки проникал направленный на него испепеляющий взгляд.

– Ладно, ну их, этих инородцев, – сказал Аркадий. – Поехали обратно.

Перед тем, как вскочить на своего коня, он подозвал исполнившего обязанности переводчика чоновца и спросил:

– А что это ты там про порог говорил?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза