Гайдук Станко

Турок издал вопль и вскочил на ноги. Но тут перед ним вырос Станко и взглядом приковал его к месту.

— Стой!.. — прокатился по всему полю голос Станко.

Видно, страшен был взгляд Станко, если он так смутил Муй-агу! В первую минуту он не мог сказать ни слова.

— Что вопишь здесь, как осел? — загремел Станко.

Турок сразу пришел в себя и дрожащим голосом пролепетал:

— Вызываю тебя на бой…

Станко навел на него ружье.

— Стой! Ни с места! Что тебе здесь надо?

Станко подошел к турку, схватил его за голову и пригнул ее к земле. Правой рукой он выхватил нож, и в тот самый миг, когда острый клинок вонзился в шею Муй-аги, с турецкой стороны грянул ружейный выстрел.

— Погиб!.. — с молниеносной быстротой полетело по редуту.

И гайдуки, точно лютые тигры, вскочили на вал.

Суреп и Заврзан уже держали Станко.

— Что с тобой? Ты ранен?

— Да.

Пальба заглушала их голоса. Суреп взвалил его, как малого ребенка, на свои широкие плечи, а Заврзан поднял торчавший в земле нож.

— Суреп, скорее неси его! Ну и жаркий будет бой!

Бой и вправду был жестокий. Турки никак не могли примириться с нелепой смертью Муй-аги, а сербы считали своим долгом отомстить за рану Станко.

Ожесточились обе стороны…

Суреп принес Станко в редут.

— Что с тобой, побратим?

— Ранен. Кажется, пробита правая рука.

Суреп и Заврзан хлопотали вокруг Станко. Суреп наложил на рану жгут, но кровь не унималась.

— Погоди, — сказал Заврзан.

Он снял с себя пояс, настругал кожи и приложил ее к ране.

— Так! Теперь хорошо! Вечером понесем его к твоей бабке Стойе. Она, как никто, врачует раны. Сколько раз поднимала меня на ноги! — сказал Заврзан Сурепу.

— Знаю, но мне кажется, что раздроблена кость, — сказал Зека.

— Ее травки залечивают любую рану! — заверил его Заврзан. — Не беспокойся!

— Положите побратима в безопасное место, а мы сделаем вылазку на турок. Что ты скажешь, воевода?

— Будь по-твоему, булюбаша! — ответил Богичевич.

Станко положили в конце редута. Зека обвел взглядом своих воинов и выхватил саблю. Потом открыл ворота и крикнул:

— За мной, удальцы!

Перестрелка прекратилась. Слышался звон холодной стали да стоны раненых, от которых содрогалось небо.

Бой шел отчаянный, но разве одолеть такую силищу? Живые вставали на место мертвых. Они стояли неподвижно, ожидая участи, постигшей тех, чьи тела сейчас немилосердно топтали.

Словно волки, пробивались молодцы Зеки сквозь живые стены.

— Рази, Суреп! — кричал Заврзан. — Отомстим же за Станко! Ведь он был атаманом…

Турецкое войско росло как на дрожжах. Казалось, небо рухнуло на землю — так стало темно.

Вдруг Заврзан умолк. Не слышно его ободряющих шуток и смеха.

Гайдуки встревожились. Зека стал оглядываться по сторонам; Суреп испугался; Ногич, Йован, Йовица, Иванко и все остальные содрогнулись.

— Заврзан! — крикнул Суреп.

Но никто не отозвался.

И тут гайдуки снова кинулись на врага. Никто уже не думал о собственной жизни.

И прорвали они силу турецкую, прорвали и пробили тесные ряды точно так же, как бурливая Дрина размывает дороги и насыпи, встречающиеся на ее пути. Турки начали быстро и беспорядочно отступать. Они бежали без оглядки.

— Заврзан! Заврзан!

Но никто не отзывался.

— Может, его взяли в плен? — спросил Иванко.

— Тогда будем гнать их до самой Мачвы! — грянул Зека.

— Вон он! — крикнул Латкович.

Заврзан лежал весь в пыли. Из глубокой раны на лбу хлестала кровь. Латкович склонился над ним.

— Мертв?

— Нет… Дышит…

Латкович хотел поднять Заврзана, но подбежавший Суреп оттолкнул его.

— Я понесу его!

Он взял Заврзана на руки, как ребенка, и понес ко рву.

Турки отошли далеко. Воевода Анта, увидев, что враг опять готовится к бою, крикнул Зеке:

— Вернись в редут! На этот раз мы будем обороняться, хотя они скорее двинутся за Дрину, чем на нас.

Зека повел своих людей назад.

Той ночью Суреп отправился со Станко и Заврзаном на Дренову Греду.

УБЕЖИЩЕ

Старики, женщины и дети покинули свой мирный кров и укрылись в лесной чаще. Да и где еще могли они найти убежище! Небо высоко, а по земле ходит враг. Лес был колыбелью свободы, — так пусть он защитит и слабых.

Дренова Греда была тем самым местом, где сербские крестьяне спасались от неукротимых набегов турок, которые убивали всех подряд, не щадя даже стариков и малых детей.

Более ста семей собралось в этой лесной глухомани.

Ничто не сближает людей так, как общее горе. Тут уж нет места вражде. Все сердца бьются в едином ритме. Тут убеленный сединами дед, тут седая старушка мать. Поутру все целуют им руку.

Каждый взял с собой сколько мог: кто хлеба, кто мяса, кто какой другой снеди, кто одежонку, кто одеяло. И все делилось поровну.

С наступлением холодов старики позаботились о слабых.

Они делали шалаши и строили землянки. Они валили лес и рыли сырую землю. Женщины помогали им как могли. Старый Трчаг, негласный староста убежища, восклицал:

— Так, дети, так! Молодцы! Чья ты будешь, сношенька? — спросил он Елицу, которая, точно богатырь, тащила на себе тяжеленное бревно.

— Я из дома Алексы, — отвечала Елица.

— Жена Станко?

— Да.

— Дай бог тебе здоровья! Что хорошо — то хорошо. Сам хорош, и жена хорошая?..

Елица покраснела и пошла своей дорогой.