Меж кустов скользнула тень, еще одна, позади домика раздался тихий звук, и он вскочил, с мечом в руке, и побежал к потайной двери, скрытой в кустарнике, но три человека в облачении ниндзя выступили из темноты и встали на его пути с поднятыми мечами. Он тут же повернулся и бросился в другую сторону, но и там оказались ниндзя, весь сад наполнился ими, одни надвигались на него, другие замерли, как камни, ожидая его приближения. В следующий миг он бросился в отчаянную атаку на легкую мишень, четырех человек, подбиравшихся к нему слева. Он убил одного, остальные исчезли так же быстро, как появились. Внезапно острая боль резанула по глазам, ослепив его, – в лицо ему бросили едкий порошок. Он взвыл от гнева и муки и вслепую обрушился на врага; ярость оттого, что его обманули и заманили в ловушку, наделила его руки невероятной силой, а ноги – крыльями.
Его меч нашел свою жертву, человек вскрикнул, лишившись руки, а Кацумата сжался в пружину и, ничего не видя перед собой, нанес новый удар, метнулся влево, вправо, опять вправо, сделал ложный выпад, пытаясь протереть глаза. Он крутился, рубил мечом, метался в панике из стороны в сторону, раздирая веки ногтями.
На какое-то мгновение его взор очистился. Перед ним лежал открытый путь к свободе и высилась стена. Обезумев, он прыгнул вперед, и тут чудовищный удар в спину бросил его на траву. В отчаянии он развернул свой меч, чтобы упасть на него, но второй удар отбросил клинок в сторону, сломав ему руку. Он пронзительно закричал. Сознание покинуло его.
Крутящаяся тьма в бездонной яме была нескончаемой пыткой, в глухой черноте перед глазами вспыхивали зеленые и красные пятна. Он не слышал ничего, кроме ударов гигантского молота, грудь горела огнем, сердце бешено колотилось, ни рот, ни глаза, ни уши не служили ему. Ледяная вода окатила его, и он судорожно открыл рот. Еще один поток обрушился на его лицо и еще. Кашляя и задыхаясь, он выкарабкался из темноты. Жгучая боль в сломанной руке – острый обломок кости торчал из кожи – взмыла и ударила в голову, вернув ему зрение. Он обнаружил, что распят на земле и совершенно беспомощен: на каждой кисти и щиколотке стоял ниндзя, но это были не ниндзя. Теперь они сняли маски. Он узнал Абэ, который стоял прямо над ним. Затем он увидел поблизости Ёси, тоже в темном, но одетого иначе, чем те, кто дрался с ним. Двадцать или тридцать воинов окружали их со всех сторон. Безмолвных, как ночь и все вокруг.
– Итак, Кацумата! Кацумата Ворон, Кацумата – главный сиси, вождь сиси и покровитель женщин, – сказал Ёси, и голос его был так мягок. – Какой стыд, что вы живы! Пожалуйста, правду. Койко, она была частью вашего заговора,
Кацумата лихорадочно пытался собраться с мыслями, и когда ответ не последовал немедленно, самурай, стоявший на сломанной руке, резко пнул торчащую кость, и он закричал: железная воля, которой он, как ему всегда представлялось, обладал, оказалась потерянной вместе со свободой.
– Пожалуйста, о, пожалуйста…
– Койко, она была частью вашего заговора?
– Не моего заговора, господин, ее и мамы-сан, – захлебываясь, забормотал сломленный человек, его голова горела огнем, как и рука, боль была невыносимой. – Нет… она была… Это была она, она и ее мама-сан, не я, господин, я был ни при чем, это все она и Мэйкин, ее мама-сан, не я, это они, не я…
–
– Сум… момо, господин? Я не знаю… кто… кто она… Я ни при чем… ни при… – Слова перешли в еще один вопль, когда человек, стоявший на его руке, переступил с ноги на ногу.
Ёси вздохнул, его лицо ничего не выражало. Он сделал знак Мэйкин, которая стояла сбоку, так чтобы Кацумата не мог ее видеть, рядом с Инэдзином.
– Вы слышали своего обвинителя, Мэйкин?
– Да, господин. – Она, пошатываясь, вышла вперед, голос ее звучал тихо и дрожал. – Прошу прощения, он лжет. Мы никогда не участвовали в заговоре против вас, никогда, он лжет. Нас не в чем упрекнуть. – Она опустила глаза на Кацумату, ненавидя его, радуясь, что предала его и что ее месть свершилась – его трусость и то, что он был пойман живым, вознаградили ее больше, чем она смела надеяться. – Лжец! – прошипела она и отшатнулась, когда он начал яростно рваться, тщетно пытаясь дотянуться до нее, пока еще один самурай не ударил его снова и он, потеряв сознание, не откинулся на спину, бессвязно мыча.
Никто из окружавших не сочувствовал ему.
В голове у нее стучало как никогда раньше, рот наполнился горечью.
– Но, государь, прошу прощения, правда также и то, что я знала его, как и мое сокровище, но только как старого клиента, только так. Когда-то давно он был нашим клиентом, и я не знала тогда, кем он был и чем эта… – она заколебалась, подбирая слово, которое вместило бы всю ее ненависть, – эта мразь занималась в действительности.
– Я верю вам, Мэйкин. Хорошо, наконец-то я знаю правду. Хорошо. И поскольку лжет он, вы можете владеть им, как я обещал.
– Благодарю вас, господин.