Галактики как песчинки

В сознании Дэви ординарные заботы делового человека скрылись в тени более серьезной озабоченности, которая все росла и росла, словно вскормленная молчанием. Он напряженно ждал, пока беспокойство не зазвучало в его голове подобно прерывистым раскатам грома. Ничего конструктивного в нем не было, просто смутная тревога заполнила все его мысли как ватой бесконечной чередой пленительных терминов: парсеки, галактическая федерация, гиперпространство, взаимопроницатели.

Эти слова служили источником озабоченности Дэви. Его неторопливый разум снова и снова обращался к ним, словно в надежде обнаружить некий кроющийся за ними смысл.

Он приближался к пятидесятилетнему возрасту, и большая часть этих слов была известна ему не первый год, и были они всего лишь словами, не имеющими никакой связи с действительностью, словами из словаря. И только в этот сезон они умудрились нарушить всю его жизнь.

Едва слышные, быстрые шаги приблизились к двери. Дэви тут же вскочил на ноги, болезненные эмоции бурлили в нем. К какому же выводу они пришли здесь насчет Израиля? Родился тот на Земле или нет? И - в действительности это был тот же вопрос - в своем ли он уме или нет?

Какое-то время Дэви стоял, дрожа как от озноба, потом устало опустился на свое место, осознав, что шаги не имеют к нему никакого отношения. Он вновь принялся за уже приевшееся ему изучение территории порта, для него, живущего в глубине континента, такой пейзаж был непривычен. Отсюда товары из крупного приморского города отправлялись прямо по назначению. Поскольку его интересы ограничивались только разводимым им крупным рогатым скотом, иной раз Дэви мог бы оказаться равнодушным к развернувшемуся перед ним зрелищу, но теперь интересы дела отдавались в нем лишь легким колокольным звоном, поскольку он смотрел на все глазами Израиля. А это требовало от него воспринимать все детали по-иному.

Бесчисленные мили железнодорожных путей означали, с точки зрения Израиля, лишь примитивную транспортную систему на одной из слаборазвитых планет. И то, что окружало планету, было не небом, как лениво рассуждал некогда Дэви, а огромной и сложной системой путей, именуемой космосом. И не какой-нибудь простенькой пустотой, а, как полагал Израиль, непостижимой взаимосвязью сил, полей и измерений. Израиль просто рассмеялся, услышав это знакомое слово "космос", он определял это не как космос, а как лабиринт напряжений. Но, конечно же, и Израиль мог в конечном счете оказаться просто-напросто обыкновенным сумасшедшим. Вне сомнения, никто в Бергхарре не говорил так как он.

"И сквозь этот лабиринт силовых полей, - говорил Израиль, - скользили взаимопроницатели." Дэви воображал их как космические корабли, взаимопроницателями их называл Израиль. Они, очевидно, были выполнены вообще без применения металла, а представляли собой управляемые силой мысли силовые экраны, питающиеся от силовых полей и изменяющиеся в соответствии с их изменениями, с их помощью обитатели Галактики безопасно прогуливались с одной планеты на другую. Но, в конце концов, не исключено, что Израиль тоже мог лгать.

И эти планеты воевали друг с другом. Но даже их война была не тем, что под этим термином понимал Дэви. Она была столь же условной как шахматы, такой же формальной как рукопожатие, рыцарственной наподобие скорой помощи и безжалостной словно гильотина.

И объекты ее были более смутными и туманными, чем это могли вообразить себе земные материалисты. Правда, все это были лишь слова Израиля, который мог оказаться самым обычным сумасшедшим.

Но будь это даже так, это не повлияло бы на любовное отношение к нему со стороны Дэви.

"Не дай им счесть его психом! Не дай им счесть его психом!", взмолился Дэви, обращаясь к серым стенам и повторяясь в агонии.

И еще - если они признают Израиля здравомыслящим, придется согласиться, что его сумасшествие - ложь, и высказывания соответствуют действительности.

После долгих часов ожидания Дэви оказался не подготовлен к началу развития событий. Когда дверь внезапно открылась, он вскочил, теребя пальцами тунику, и тут же смущенно опустил руки.

Вошел седовласый человек. Это был брат Жо Шансфор, психиатр, который уже беседовал с Дэви на борту "Киберкоролевы" - одного из специализированных судов маневренного флота, заменившего старинные концепции о статичных госпиталях - когда Дэви, еще в Бергхарре, впервые обратился с просьбой помочь Израилю.

Шансфор был человеком высоким, худощавым, порывистым и примечательно уродливым, хотя теперь, с возрастом, черты его лица еще более обострились, придавая ему выражение более, чем запоминающейся суровости.

Дэви вытянулся перед ним.

- Израиль? - с надеждой спросил он.

Шансфор вздрогнул от его горячего, напряженного, пристального взгляда.

- Мы еще не до конца достигли неопределенности, - произнес он в ответ официальным тоном. - К некоторым фактам мы вынуждены подходить со вполне понятной настороженностью, особенно...