Галактики как песчинки

"Допустим, я верю во все эти фантастические происшествия, но как я тогда смогу доказать, что во мне здравого ума не меньше, чем у нормального человека? Как я смогу доказать, даже самому себе, что я нахожусь в здравом уме? Ведь два месяца назад я только лишь посмеивался над всей этой галактической болтовней. Правда, нельзя было не признать, что когда говорил об этом Израиль - все выглядело таким достоверным и безошибочным, но все же... ведь все это прямо-таки пугающе надуманно. Но тогда, почему же я поверил в это, хотя все это настолько невероятно, что не может быть правдой?.. Поверил?.. Значит я все-таки верю?... Сомневаюсь. Если бы я на самом деле верил, они бы и меня заперли бы здесь. О, Израиль... Нет, лучше сыграем в сомнение, в конце концов, я не смогу принести Израилю никакой пользы, если они начнут во мне сомневаться. Семь раз отмерь...

- Ну-у... не сказал бы, что я в это верю.

Он врал неумело, стыдясь своего желания остаться в стороне, исподлобья поглядывая на Шансфора. Желтые лютики смеялись ему в лицо, когда он опускал взгляд.

- Я как раз хотел сказать вам, что медицинский консилиум все еще продолжает свою работу, - произнес Шансфор, теплота чуть-чуть смягчала вежливость его тона. Наш директор, старший брат Киальд Уатт тоже здесь, и если вам будет угодно побеседовать с ним...

- Полагаю, это было бы лучше.

"Перестань дрожать, дурак старый", - приказал себе Дэви. Но сделать этого он не смог: с того мгновения как он отрекся от Израиля, он уже знал, что верит всему и верит во все, что за ним скрывалось. Но он также понимал, что никто другой, кроме него, будет не в состоянии поверить в это. И потому, сейчас его задачей, главной задачей Дэви Дайла, было сделать так, чтобы Израиль стал свободен от того, что может оказаться его пожизненным заключением. К тому же, от успеха его миссии зависят более важные вещи, поскольку только через Израиля лежит путь к изумительным, дружелюбным мирам, так далеко находящимся от грозди недружелюбных планет, вращающихся вокруг солнца. И сейчас от него требуется убедить кучу экспертов, которые уже, конечно же, составили свое мнение относительно здравомыслия Израиля, в том, что они ошиблись. Вот и все, что от него требуется, но выполнить это может оказаться не так уж просто.

- Я бы не мог сперва повидаться с Израилем? - спросил Дэви.

- Вы вынуждаете меня ответить на вашу просьбу точно также, как я уже отвечал на нее ранее - то есть отрицательно, - сказал Шансфор. - А теперь, если вам угодно последовать за мной, я думаю, директор вас примет...

Они прошли по коридору до лифта, поднялись на один этаж, в более комфортабельную часть корабля, и оказались в отделанном деревянными планками зале для совещаний. Плотные занавески были опущены, горел камин, а на стене висела картина - подлинник Вадифанго, анатомическое изображение тигра.

Длинный стол стоял посреди помещения, мягкие кресла расположились вдоль стен, но четверо находящихся здесь человек предпочитали стоять, придвинув свои ноги к огню. Как выяснилось по ходу знакомства, Старший Брат Киальд Уатт оказался невысоким, коренастым человеком с плешивым черепом, упакованным от ног до пяток в плотную голубую фланель, манеры его были сдержанными, голос сухим.

Он пожал руку Дэви, потом нагнулся к столу и отыскал на нем стопку заметок, скрепленных плоской серебряной застежкой.

- Для нас это весьма интересный случай, мистер Дайл, - начал он разговор.

- Для меня это больше, чем случай, - заметил Дэви.

- Хм... да-да, конечно же. Вы и он успели сдружиться за то недолгое время, что были вместе, как я понимаю. Хотя, вы насторожились, когда началось проявление навязчивых идей.

- Это не было проявлением навязчивых идей, - сказал Дэви. - Я принимаю сторону Израиля, сэр, поскольку никто другой не решился на это. Я чувствую, что ему ничего не стоило бы оказаться принесенным в жертву. Тогда все это представлялось для меня простым и понятным, но с тех пор, как он оказался здесь, в Новом Союзе, в ваших руках, все становится более и более сложным.

Он понимал, что говорит менее вежливо, чем намеревался. И смутился. Помещение смущало его, как и его более сдержанные собеседники - они были такими непохожими на жителей родных холмов. Хотя у себя дома, среди фермеров со скотоводами, Дэви считался знающим и респектабельным человеком, теперь же, вынырнув из своего захолустья, он оказался перед экспертами, и понимал, что выглядит перед ними обыкновенным простодушным селянином, даже его туника была не тех цветов. Это отвратительное чувство подсказало, что он уже готов натворить глупостей и именно тогда, когда это может принести больше всего вреда, оно угнездилось между его разумом и его эмоциями, силой вынуждало его говорить вещи почти что крамольные.

- Полагаю, в этом случае требуется обыкновенное здравомыслие, заметил он, делая подобным заявлением не лучше, а еще хуже самому себе.

Инальд Уатт доброжелательно улыбнулся, словно скрывая этим собственное смущение.