– Он так часто о тебе спрашивает. Почему бы тебе не подождать?
Все же я ушел, не сделав ни того ни другого, однако пообещал у них бывать – так восстановились наши прежние отношения.
Ибо хоть я и говорил себе, что никогда больше не буду испытывать физического влечения к Альби (так и было в течение последующего года), оставалась сопутствующая ему дружба, которая связывала нас и удерживала вместе. В то же время мои чувства к ней напоминали отношение к матери или к сестре. Правда, иногда появлялось прежнее желание, но я все чаще ему не поддавался по причине более свежих и ярких увлечений. Признаюсь, позднее случались периоды – спустя немало лет, – когда год от года я все меньше виделся с Альби или с Джоан.
Но до этих урезанных и более или менее бесцветных периодов случались такие же приятные часы, как раньше, проведенные вместе с Альби, Филом и Джоан, встречи в выходные, концерты, оперы, ужины, обеды с Альби и ее друзьями. Потому что Фил, как всегда, был поглощен коммерческими проектами и в свое отсутствие с удовольствием предоставлял мне роль сопровождающего Альби, не желая тратить рабочее время – «брильянтовые часы для бизнеса», как он часто с иронией их называл. Однако, когда Фил оставался с нами, как в былые времена, он вновь заводил искренние и всегда откровенные разговоры, которые неизменно были любопытны для нас обоих, – о непомерно завышенных ценах и «кормушке», обеспеченной его бизнесом.
Но вскоре, лет через пять, случился настоящий ураган финансовых проблем, который, как мне кажется, возник именно из-за этого его веселого, языческого, чтобы не сказать легкомысленного отношения к делу. Как мне представлялось, он всегда абсолютно гениально справлялся с текущей работой. До разразившейся бури, о которой я собираюсь рассказать, Фил шел семимильными шагами к достижению финансового и социального благополучия. Все в мире искусства знали о его способностях, хотя не были осведомлены кое о каких удивительных и неординарных предприятиях.
Например, компания «Миллертон» организовывала, конечно за соответствующее вознаграждение, шикарные частные апартаменты для некоторых богатых и слегка нервозных клиентов, утративших счастье в семейной жизни и возжелавших более молодых красавиц для воплощения своей мечты. Да и самих красавиц можно было заказать, если надо. Кроме того, мультимиллионеры из других городов чувствовали, что им просто необходимо приехать в Нью-Йорк благодаря мыслям, которые им внушали люди, именно с этой целью «внедренные» Миллертоном в штат их компании.
И еще одна деталь. За дверью его заведения в закутке, закрытом со всех сторон и поэтому незаметном, сидела одна из его сообразительных помощниц, или, как он их называл, «умниц-разумниц» (всегда привлекательная молодая женщина), чья задача состояла в том, чтобы… Хотя подождите! Перед ней на столе лежала папка с фамилиями и номерами автомобилей всех исключительно богатых автовладельцев Америки. Между девушкой и внешним миром – только маленькое решетчатое окно, сквозь которое она смотрит на улицу. А теперь представьте: подъезжает внушительного вида автомобиль, останавливается, и из него выходит господин. Он нетороплив, так что «умница-разумница» успевает просмотреть картотеку и по номеру автомобиля найти имя владельца, а иногда и взглянуть на его фотографию. Тот ли самый богач пожаловал? Затем она звонит по телефону швейцару и управляющему: «Приехал Уильям Эйнсли Гей из Денвера». И тогда швейцар говорит мистеру Гею: «Доброе утро, мистер Гей. Рады снова видеть вас в Нью-Йорке». Тут же появляется и услужливый управляющий: «Мистер Уильям Эйнсли из Денвера!» И принимает мистера Гея так, как умеет только управляющий. Вы можете догадаться, какова была цена такой подобострастной заботливости, оказанной всем клиентам фирмы «Миллертон».
Но вернемся к разразившейся буре. На самом пике славы – неожиданное обвинение Фила в обмане с уплатой таможенных пошлин через портовых агентов в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и других городах, выдвинутое не кем иным, как федеральным правительством, и подкрепленное данными Федеральной секретной службы. Однако не раньше, чем этот самый Филип Миллертон – может, не совсем в тот момент, а, скорее всего, чуть позже, – которого должны были привлечь в запутанную историю с ужасными обвинениями, успел договориться об услугах трех самых ушлых адвокатов Восточного побережья, а также различных политических и светских влиятельных людей, готовых помочь. Тем не менее во всех центральных ежедневных газетах открыто звучали обвинения, сводившиеся к тому, что кучка агентов и торговцев произведениями искусства, которые в своих сделках в конечном счете обращались к компании «Миллертон» и не декларировали ввозимые товары, тем самым надули правительство Соединенных Штатов на сумму в десять миллионов долларов. Ко всему этому добавлялась угроза ареста тех и других и даже самого Фила Миллертона, если история с мошенничеством на таможне не разъяснится, правительству не возместят убытки и штрафы за мошенничество не будут уплачены.