Галина Волчек как правило вне правил

Джерри (помолчав, тихо). Спасибо тебе за это. А она даже и не узнает, скольким она обязана тебе… После слова… (припоминает)… после слова «любить» сладчайшее слово на свете…

Гитель (после паузы). Какое, Джерри?

Джерри. Помогать. Не помню, где я это прочел. Ну вот (смотрит на часы). Ну вот. Пока, детеныш!

Гитель (старается говорить спокойно, но глаза ее полны слез, сердце колотится где-то в горле, она борется с тем, что переполняет ее, но ничего не может с собой поделать). Я люблю тебя, Джерри!

(Джерри застывает. Гитель не сразу находит в себе силы продолжать.) Сколько бы ты ни прожил на земле, я хочу, чтобы ты помнил: последнее, что ты услышал от меня, это — что я люблю тебя.

Джерри (долгая пауза). Я тоже…

И вот в этот самый момент с последнего ряда я закричала. Как потом смеясь рассказывал мой приятель, я вскочила с места и в повисшей, как топор, напряженной тишине сдавленным голосом крикнула герою: «Не уходи!» Самое интересное, что рядом сидевшие люди нисколько не удивились такой выходке.

Таким был первый шок от Волчек.

1962 {МОСКВА. ПЛОЩАДЬ МАЯКОВСКОГО. «СОВРЕМЕННИК»}

Конец репетиции. Волчек сходит со сцены, но не спешит уйти из зала: остались проблемы с монтировкой. С кем-то спорит.

— Ты понимаешь, что от фигуры ничего не зависит? Ну при чем тут бывшая балерина и тонкая талия? Да я точно так же могла бы стоять у окна и чувствовать себя одинокой.

— Галя, поди сюда.

Две артистки машут ей из-за двери, и это вызывает у нее досаду — как все не вовремя. Ну что им надо?

Через какое-то время наконец выходит.

— Послушай. Ты знаешь…

Артистки мнутся.

— Ну что? Говорите.

Неприятный холодок кольнул в груди.

— Послушай, у Женьки твоего роман с Лилькой.

Она не дослушивает. Уходит. В глазах растерянность. Она почему-то наглухо застегивает кофту, хотя на улице очень жарко. «Чушь какая-то», — думает про себя и плотнее прижимает воротник к шее.

Разве она не знала цену актерской дружбе? Когда от чистого сердца и только из благих побуждений сообщаются гадости?

— Ой, что ты, переживаешь? Да брось ты, Галь. Все мужики одинаковые. Не обращай внимания. Вот у Ленки, помнишь, муж как гулял? Так она…

Раз выслушала — значит, поверила. Не оборвала грубо — значит, хотела поверить. И с этого времени ее часы отношений с Евстигнеевым пошли иначе.

Первое, что она сделала, придя домой, — спросила с порога у мужа в упор: — Правда ли, что ты с Лилей?

Их отношения, так, во всяком случае, она считала с самого начала, не допускали подозрений и недомолвок. Сама мысль о предательстве должна была быть произнесена вслух.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — А для меня это было предательство. И от кого? От Жени, с которым мы прошли все трудности. От Жени, который сказал при въезде в квартиру на Вахтангова: «Ну уж отсюда меня только ногами вперед вынесут». И который был не отцом, а матерью для Дениса. Это было предательство, а не просто мужская измена. Да еще в одном театре.

— И что тогда вам ответил Евстигнеев?

— Он начал клясться и божиться, что ничего этого нет. Он клялся такими вещами, которые меня убедили, что все это действительно вранье. Спустя какое-то время в конце сезона на нашем традиционном обсуждении труппы Женя критиковал работу актеров, в том числе и Лилю Журкину. Однако это он делал не для артистов, а для меня. Чтобы я поверила ему. Но бацилла недоверия во мне поселилась. Я часто ловила себя на том, что слежу за его взглядами, за его словами. Эти муки продолжались два года.

1964 {САРАТОВ. ОБКОМОВСКАЯ ГОСТИНИЦА}