Галина Волчек как правило вне правил

— У вас «На дне» Горького? У вас есть?

— Есть.

Кто бы мог подумать, куда может завести простая человеческая обида? В 1967 году Галину Волчек именно обида, вызванная театральными обстоятельствами, толкнула «на дно», на глубину горьковской пьесы. И спустя много лет она будет удивляться, что всего одно слово, случайно всплывшее в эмоциональном потоке, может принести невероятный результат. То, что она рассказывает теперь, может быть расценено и с медицинской точки зрения.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — «Современник» должен был впервые выехать на зарубежные гастроли. В Польшу! Важно было даже не в какую страну мы ехали, а то, что театр выпускали! А меня не взяли. Отбросили. Это для меня было раной, сильнейшим потрясением. Тогда это казалось невероятным — как, ведь все мои едут, а меня не берут. Боль не оттого, что заграница проплывала мимо меня, а от случившейся несправедливости. Ведь на гастроли везли и мою «Обыкновенную историю».

Сейчас она уверяет, что причина, по которой Ефремов вычеркнул свою воспитанницу из списка, не имеет значения, и всем своим видом показывает, что не желает развивать эту тему. И тем не менее интересно, что же произошло в 1967 году в «Современнике», если замечательную артистку, режиссера самого шумного спектакля «Обыкновенная история» руководство театра решило наказать таким образом?

На репетиции спектакля «На дне»

Из воспоминаний тех, кто был рядом с ней, вырисовывается версия, и замешена она на амбициях, которые так же прекрасно приживались в молодом здоровом «организме» «Современника», как и в почтенном академическом театре.

МИХАИЛ КОЗАКОВ: — Многие считали, что это был чисто воспитательный момент: для Волчек, которая сорвала бешеный успех за «Обыкновенную историю», первой из «Современника» получила Государственную премию, поездка за границу была, по мнению Ефремова, явным перебором. Не новый способ воспитывать успешных учеников.

На репетиции спектакля «На дне»

Впрочем, сложных причинно-следственных построений она не делала, поскольку, как истинная женщина, отдалась эмоциональному потоку, подсознательно удовлетворяя мазохистский комплекс, сидящий в каждом, в том числе и в ней.

— Все время внутри себя, как городская сумасшедшая, я вела яростные диалоги со своими однокашниками и друзьями: «Как, — спрашивала я их. — Как могло такое случиться?» Во мне говорила обида на несправедливость, которую я всегда с детства очень остро ощущала, иногда даже не понимая, к чему может привести мое непримиримое отношение к несправедливости. «У нас такого быть не может. Ведь мы все делаем вместе, и вы… а я… ведь они… Такое может быть только на каком-то дне».

Она произнесла слово «дно», и… Если бы сейчас была жива ее соседка по дому на улице Вахтангова режиссер одноименного театра Александра Ремизова, то она бы достоверно описала ту ночь. После полуночи, когда добрые люди улеглись спать, к ней позвонила в дверь соседка Галина Волчек и с порога выпалила:

«На дне». Сцена из спектакля

— У вас «На дне» Горького? У вас есть?

Ремизова ответила не сразу, пораженная чрезмерно возбужденным видом своей соседки.

— А вы не можете мне дать? На ночь? Я верну.

Не взяла, а схватила протянутый том и убежала. За ночь она прочла пьесу и поняла, что должна ее поставить.

Наутро она позвонила Ефремову и сообщила ему о своем ночном решении. Он был явно ошарашен. «Ну, пожалуйста», — сказал он, и в паузе было больше удивления, чем решения.

— А обида, которая у вас была, на нее поправка в будущей постановке была сделана? Собственно, та же несправедливость, только произошло все с вами и в наши дни.

— С этой занозой я начала читать пьесу. Но к концу про нее абсолютно забыла, потому что пьеса меня захватила. Захватила целиком. Ты знаешь, я спектакль увидела отчетливо. Что такое Сатин и вся ночлежка? Вернее, народ, в ней присутствующий. Он для меня с самого начала был главным компонентом тире хором, присутствующим при всех трагических поворотах жизни ночлежки и реагирующим на все катаклизмы. Я и художнику это объяснила сразу. Так что импульс — это только импульс. А что он родил — это совсем другое. И это смешно, и дико, и невероятно, что слово, одно слово привело к такому результату.

На самом деле за ее «Дном» стояли один вечер и одна ночь.

1965 {АПРЕЛЬ. РЖЕВ}

Проходная местной фабрики — будка — с двух сторон подпирается забором. Конец рабочего дня — работники, преимущественно скромно одетые женщины с сумками и сетками, торопятся по домам.

— Вот она, — говорит охранник Волчек и ее подруге и показывает на какую-то женщину. Волчек останавливает ее:

— Нас учили вам соврать. Но я не знаю…