Она рассказывает про Евгения Лебедева — как он после спектакля вместо того, чтобы завалиться спать, читал свои короткие новеллы или показывал, что он выстругал из какой-то коряги… Другие пели, сочиняли на ходу… Товстоногов со своими неподражаемыми рассказами… Кажется, не дом, а приют богемы. Но по сути дела, при всех признаках советской богемы, этот дом таковым не был. Здесь собирались не для игры в творческую интеллигенцию, а для творчества, причем ненатужного, легкого и органичного. И для Волчек эта связь, это общение были больше, чем роман. Скорее воздух, без которого так сложно стало жить потом, с уходом Товстоногова.
Марк знал о Товстоногове, о его приезде в Москву по делам. Об ужине в ВТО Галина его предупредила. И первая встреча мужчин носила весьма анекдотический характер.
К столику, за которым сидели Товстоногов с Волчек, подошел высокий крупный мужчина в униформе, и по его уверенному виду чувствовалось, что здесь он — не меньше, чем генерал среди артистов. Но, несмотря на чины, театральные звали его просто «дядя Володя».
— Георгий Александрович, — произнес он важно, но с почтением, как шпрехшталмейстер в цирке. — С вами сидит режиссер Волчек. Его просят на выход.
Галина удивилась, но пошла на выход, Товстоногов — за ней.
— Марк, как ты здесь оказался? Георгий Александрович, познакомьтесь, это Марк.
Неловкость ситуации сглаживал комично-пафосный дядя Володя. Все кончилось тем, что Волчек, зная ревнивый характер Марка, предпочла попрощаться с Товстоноговым и уйти из ресторана.
Рядом с творческой элитой Марк Абелев, похоже, не испытывал комплекса обыкновенного технаря. К тому времени он уже был достаточно известен в научных кругах как уникальный специалист в области основания фундаментов, он разработал новые методы расчетов строительства на слабых грунтах. Его знали за границей, и вообще он готовил себя к карьере большого ученого.
У Галины Волчек действительно в жизни был не самый лучший период. Ощущение женской неустроенности после развода с Евстигнеевым, долги, которые она наделала в силу своей бытовой непрактичности. Крупные суммы, которые она задолжала, вскоре покрыл Марк. А потом он собрал все свои гонорары за халтуры и купил ей шубу.
— Как? У тебя нет шубы? — удивился он. В его представлении, женщина без шубы была не женщиной. Каракулевое чудо черного цвета с норковым воротничком стало первой шубой в ее жизни.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Мне было тридцать пять, и прежде ни один мужчина не делал мне таких подарков.
Судя по тому, с какой ностальгией она это произносит, я понимаю, что мужской щедростью она не была избалована. И этим поступком Марк покорил ее окончательно.
— В этой шубе я поехала в Италию, нас каким-то невероятным чудом провели в ложу «Ла Скала», на оперный спектакль со знаменитой певицей. Наши девчонки (все тогда были очень скромно одеты) посадили меня перед собой и сказали: «Прикрывай нас. Вот у Наташки чулок поехал. А с твоей шубой никто не заметит».
Шуба не являлась свадебным подарком, а была куплена Марком за два месяца до этого счастливого события. Впрочем, свадьбы как таковой тоже не было. Просто ужин, который устроили в доме Галиного отца, где собрались только родители со стороны жениха и невесты (за исключением Галиной матери).
Няня Таня по привычке ворчала:
— Зачем он тебе нужен? Он же сляпой. Сляпой.
Она не приняла Марка, чувствуя в нем классово чуждый элемент. В отличие от Евстигнеева, которого не сразу, но полюбила — четвертым по счету в семье Волчек, после Бориса Израилевича, его дочери и внука.
1967
{МОСКВА. СТАРЫЙ АРБАТ}
Вторая свекровь Волчек любила повторять: «Для нее театр — это дом, а дом — это театр». Исходя из логики пожилой женщины, роли жены и матери для Волчек не были главными и, в силу своей второстепенности, исполнялись халтурно. В этом же были уверены другие люди, например врач детской больницы имени Филатова, куда попал маленький Денис Евстигнеев.