Галина Волчек как правило вне правил

— Да он… фашисты так не убивали…

— Я… я…

Она всхлипывает, у нее трясутся плечи. Прохожие видят, как два человека уткнулись друг другу в плечи и молча стоят, обтекаемые городской суетой, своим печальным настроением вписываются в осенний пейзаж.

Галка и Лелик. Лелик и Галка. Отдельная и полновесная глава в жизни каждого из тех, кого публично и уважительно называют О. П. Табаковым и Г. Б. Волчек. Два лица двух ведущих театров страны — «Современника» и «Табакерки», с присоединившимся к ней в 2000 году Художественным театром.

Друг для друга они Галка и Лелик. Для нее он — талант из провинции, которого из-за двух лет разницы в возрасте все в «Современнике» считали мальчишкой. Он спал на ночных репетициях, трогательно натянув на голову чье-то старенькое пальто, вечно недоедал и хранил под кроватью в общежитии харчи, присланные ему родственниками из Саратова. Волчек любила его и испытывала к нему если не материнские, то чувства старшей сестры. Когда Лелик, уже ставший популярным после нескольких громких картин, по его собственному выражению, «заблуждался между женщинами», она помогала ему разобраться с его матримониальными связями. Опекала его как могла.

ОЛЕГ ТАБАКОВ: — С семьей Галки и Жени у меня были родственные отношения, и она лично для меня связывалась с удачей. Ну конечно, «Обыкновенная история»— блестящий спектакль, Галя ждала меня. А Женя первый открыл меня как характерного актера для меня же самого. До этого я играл таких романтиков, лирических типов со срывающимся петушиным голосом. А в шестидесятом году Евстигнеев репетировал чешскую пьесу «Третье желание», я был у него ассистентом, и он мне дал роль маляра-алкаша, отца троих детей.

У меня там было такое антре минут на двадцать, где я выпивал один почти бутылку коньяка. Придумал себе рефрен. «Причина та же», — говорил я, опрокидывая очередную рюмку ко всеобщей радости зала. За что и был вознагражден аплодисментами. Но придумал-то, угадал все это во мне Женька.

Семья Волчек-Евстигнеева оказалась счастливым спутником для Табакова, тем более что с Евгением они, будучи студентами, жили в общежитии, где легендарная тетя Катя-ключница стирала им предметы мужского туалета, все по одной цене: рубашка — рубль, галстук — рубль и за рубль же — носки.

Волчек будет партнершей Табакова не в одном спектакле, и здесь для него лучшего кореша трудно будет найти. Волчек и Табаков были потрясающей парой в «Балладе о невеселом кабачке». Играли любовь двух несчастных монстроподобных людей: он горбун с неправильной сексуальной ориентацией, она — безобразная добрая баба.

«Всегда в продаже». Буфетчица — Галина Волчек

ВАЛЕРИЙ ФОКИН: — Вот Мейерхольду эта пара точно бы понравилась. Это был пример острой психологической игры с постижением характеров, и это Мейерхольд называл не просто «точно талантливый тип», а «явление».

ОЛЕГ ТАБАКОВ: — Если Галка была на сцене, я всегда был спокоен. Она живой, верный, адекватный партнер с веселым глазом. Расколоть ее ничего не стоило, не то что Женьку. И при этом очень ранимая, тонкокожая, несмотря на весь объем своего тела.

И тут Табаков вспоминает историю, свидетелями которой были немногочисленные прохожие на улице Правды. В Доме культуры Ефремов репетировал пьесу «В поисках радости». Его все раздражало, злило — Табаков и Волчек, по его мнению, искажали замысел, и он не жалел слов в их адрес. Чем больше Олег Николаевич распалялся, тем больше тухли его артисты, что его окончательно бесило и выводило из себя.

«Всегда в продаже». Буфетчица — Олег Табаков

— Всё! Убирайтесь! Вы — убийцы прекрасной драматургии, — плюнул Ефремов и ушел из зала, оставив своих артистов мучиться комплексом жестоких убийц.

И тогда двое вышли на улицу Правды.

— Галка, я больше так не могу…

— Лелик, ты знаешь, он мне сказал по телефону… Еще тогда…

— Да он… фашисты так не убивали…

— Я… я…

Они молча стояли посреди дороги, положив друг другу головы на плечи, как лошади, и плакали. Как дети.

Позже Табаков понял, что режиссер, отстаивая свой замысел, часто бывает несправедлив, доходит в своей критике до садизма.

— А тогда нас душили эмоции, и слов других, кроме как «фашист», у нас не было.

А Волчек говорит, что именно эту историю и не помнит.

— Потому что, знаешь, сколько их было. Я же тебе уже говорила, как Олег ночью однажды по телефону сказал мне: «Спишь? А ведь артистка ты — говно». И это накануне премьеры! Но то, что он нам говорил, это было не унижение, а следствие нашего обожания: когда любой косой взгляд, бурчание вместо слов воспринималось как смертельная обида от учителя. Все потому, что мы его о-бо-жа-ли.

«Всегда в продаже». Мужчина в маске — Галина Волчек