Галина Волчек как правило вне правил

Согласно версии Марка, их первая встреча происходила иначе.

— Я и мой приятель Наум Олев пришли в театр уже под аплодисменты. Я спектакля даже не видел. Мы просто пижонили. Криво поулыбались, как снобы, и ушли.

Он даже не запомнил, что Волчек на них шумела в фойе, но в память ему на всю жизнь врезалась встреча в гостинице, когда их друг другу представили:

— Это Галя.

— А это Марк.

Марк Абелев, принятый сначала за Пьера Безухова, а потом отчитанный как последний хам, оказался ученым из Москвы, человеком с потрясающим чувством юмора. Он — ученый, но не сухарь, а безумно веселый, остроумный, из породы эстетов-хулиганов и к тому же с буйной художественной фантазией, чему Волчек не раз будет удивляться.

Кисловодск. 1967 год

С того дня они больше не расставались. Они не расставались девять с половиной лет. Она ему понравилась сразу, поэтому он так хорошо помнит ее смеющееся лицо, большие зеленые глаза, ее ироничность, юмор.

МАРК АБЕЛЕВ: — Мне было с ней интересно. Для меня, человека далекого от театра, это был новый мир, новый пласт жизни.

— А как женщина она вам понравилась?

— Да. Сразу понравилась. Во всяком случае, обнимал я ее с удовольствием.

Они прогуляли все светлые полярные ночи, и, вернувшись в Москву, Марк поймал себя на том, что хочет видеть ее снова, хочет ей еще раз позвонить.

— Мне не был так интересен ее театр, как была интересна она. Ее судьба. Смешно, что до нашей встречи, когда я видел афишу «Современника», я почему-то путал Волчек и Толмачеву… А потом я узнал, что в это время у нее был какой-то плохой период в жизни — она сидела без денег, одна воспитывала сына. Поговаривали, что к ней женихался Товстоногов…

— Как можно охарактеризовать ваш роман — страсть, влюбленность или…?

— Не знаю. Общение с родным человеком. Все мне было близко — она со всеми своими неправильностями, ее сын Денис, который при первой встрече прибежал ко мне с порезанным пальцем и орал.

1966 {МОСКВА. УЛИЦА ГОРЬКОГО. РЕСТОРАН ВТО}

Чуть в стороне у окна за столиком Волчек и Товстоногов. На ней крупной вязки черный свитер, входивший тогда в моду. К столику подходит высокий крупный мужчина в униформе, и по его уверенному виду чувствуется, что здесь он — не меньше, чем генерал среди артистов. Все зовут его просто «дядя Володя».

— Георгий Александрович, — произносит он важно, но с почтением, как шпрехшталмейстер в цирке. — С вами сидит режиссер Волчек. Его просят на выход.

Георгий Александрович Товстоногов на репетиции спектакля «Балалайкин и К°» в «Современнике»

В то время когда Марк серьезно обдумывал их будущую совместную жизнь, все были уверены, что у художника Волчек серьезные отношения с другим художником — Георгием Товстоноговым. Роман двух популярных людей обрастал легендами, а они, как будто специально, обогащали их подробностями. Волчек и Товстоногова видели вместе то в Москве, то в Ленинграде. Они вместе ходили на премьеры… Но кто мог поверить в богемной Москве, что женщина и мужчина, оказавшиеся у разведенных мостов в белые ночи, коротают время в интеллектуальных и художественных беседах?

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Товстоногов мне говорил: «Две столицы только и говорят о нашем с вами романе». Но никакого романа не было. Мы очень дружили с Георгием Александровичем. Наши отношения очень много значили для меня. С одной стороны — моя внутренняя дистанция: я всегда понимала масштаб его личности. С другой стороны — отношения были какими-то домашними, по сути, очень доверительными. Настолько, что в конце его жизни я позволяла себе Георгия Александровича называть Гогочкой и не стеснялась этого. При этом пиетет не убавлялся, а только рос от всего: от наблюдений за ним, его фраз, юмора, даже от его сопения на спектакле — он так активно дышал, когда смотрел на сцену. Мне вообще смешно слышать про этот «роман». При имени Товстоногов я сразу вижу дом, где жили Георгий Александрович и Натэлла с Женей Лебедевым. Где на столе был один и тот же реквизит из посуды, в который время от времени добавляли то сациви, то лобио, то другие вкусные вещи. Удивительный был дом. Благодаря Натэлле, казалось, быт не касался его обитателей. Кого там только не было — Зяма Гердт и Козинцев, легендарный критик Раиса Беньяш и Анатолий Юфит, без которого нельзя было представить тогдашний театральный Ленинград, молодые поэты, барды, знаменитый чех Отомар Крейча, польские режиссеры, да все заметные иностранцы бывали там.