МИХАИЛ ШАТРОВ: — Надо сказать, что в Институте марксизма-ленинизма все правильно прочли. Во всяком случае, то, что мы хотели сказать в тексте и подтексте, — а именно: в определенных обстоятельствах красный террор играл роль белого. Ни один театральный критик так точно не прочел пьесу.
Судьба «Большевиков», как и других спектаклей «Современника», развивалась по одному и тому же сценарию. Запрет — период внутренней борьбы с привлечением внешних сил — наконец разрешение. Разница была только в деталях и участниках, количество которых часто возрастало в зависимости от значимости поднимаемой театром темы. В случае с «Большевиками» историчность и судьбоносность тематики вовлекала в дело «Современника» персонажей государственного значения.
Запреты, как сейчас рассказывает Михаил Шатров, начались уже на уровне управления театров Министерства культуры: его начальник Павел Тарасов иногда буквально озвучивал мнение цензорного комитета, а иногда брал писателя с собой в этот же самый комитет и сообщал ему после каждого совещания о новых мотивах запрета спектакля. Например, нельзя было упоминать имен Крестовского, Стеклова и других репрессированных революционеров.
Пособничеством молодому театру занимались даже те, кого считали откровенными ортодоксами. Так, редактор Министерства культуры совершила по тем временам подвиг — позвонила Шатрову в театр прямо с совещания зам. министра. Она включила громкую связь и таким образом дала ему возможность узнать, какое письмо отправил Главлит в Министерство культуры. Согласно ему «Большевиков» ничего хорошего не ждало.
Дальше события развивались стремительно. Кто-то им сказал, что спасти «Большевиков» может только коммунист Петр Демичев, в то время возглавлявший Московский городской комитет партии. Связаться с ним можно было только по «вертушке». Где ее взять? Бросились в Министерство культуры, рассчитывая воспользоваться «вертушкой» заместителя Фурцевой. И тройка безумцев полетела в Китайский проезд.
1967
{МОСКВА. КИТАЙСКИЙ ПРОЕЗД. МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ}
На самом деле к Фурцевой они не собирались. План был четкий — позвонить Демичеву из кабинета зам. министра.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Мы прибежали к кабинету. Ефремова, как самое известное из нас лицо, оставили в коридоре на шухере. А мы с Шатровым ворвались в кабинет и выпалили:
— Оставьте нас на минуту!
Очевидно, в этот момент у нас были такие лица, что зам. министра вышел из собственного кабинета, ничего не сказав. Я в технике — полный ноль, а Мишка начал тыкать в телефон и дозвонился Демичеву. Тот сказал: «Приезжайте». И мы бросились на выход.
Но по дороге компания увидела, что дверь в приемную министра Фурцевой приоткрыта. И они, не сговариваясь, залетели туда. В предбаннике было пусто. Единственный посетитель, дожидавшийся очереди под дверью, сказал, что Фурцева у себя в кабинете поздравляет весь аппарат с 7 Ноября. И тогда, недолго думая, Волчек резко вырвала лист бумаги, заправленный в пишущую машинку на столе секретарши. Не найдя ручки, вывернула на стол содержимое своей сумки и схватила сиреневую помаду. Что-то написала, сложила лист и подсунула его под дверь.