Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

— На первых порах он действительно брал наших с собой, звал их. А дальше — по надобности и без — артистов переманивали, и это был не Ефремов, а его окружение. Никогда не забуду, как ушел Петя Щербаков. Был спектакль «Вирджиния Вульф». Перед тем как мне сесть на грим, он говорит: «Я ухожу». Не знаю, как я доиграла спектакль… Или уже в новейшей истории Яковлевой, и не только ей, предлагали перейти во МХАТ.

Может, я несправедливо обвиняю кого-то, а не его. Но я с этим уйду из жизни.

— А каким был его последний год?

— Он все про меня понимал. Неважно, часто или нет мы общались. Было другое — внутреннее родство и понимание, ощущение близкого человека.

Последний раз мы виделись на приеме в Кремле по случаю Девятого мая. Нас посадили за разные столы, и я исстрадалась: он сидел не там, где мы. Я подсылала к нему людей. Все его звали к нам. В конце концов сама пошла к нему ненадолго. Нет, с годами он не менялся. Получать удовольствие от одежды, от еды — это было не его. Всего его гурманства хватало на то, чтобы сказать: «Пойдем в ресторан. Там суп хороший, с мясом. Будь голодной». Все площади внутри у него были заняты одним — перестройкой театра.


Олег Ефремов все знал про свою ученицу-максималистку. На ее 60-летии он вместе с Софьей Пилявской и Татьяной Лавровой поднялся на сцену. Неловко отдал букет и, так же неловко приглаживая вперед редеющие волосы, произнес речь, на речь совсем не похожую.


2002 год. 29 сентября. В «Современнике» день памяти Олега Ефремова. С директором театра Леонидом Эрманом и зрителями в фойе театра


— Галя, я бы так сказал, выделялась из всей нашей компании. Выделялась своим способом мышления, отношением к искусству — удивительным, таким актерским, так бы я сказал. Поэтому ей так всегда было трудно. Ее не могли многие воспринимать, понимать так, как должно было понимать.

Она удивительно могла предугадывать, предощущать время. Пророчествовать в какой-то степени. Когда мы только возникали, начальство мне говорило: «Ну что же это у тебя за студия? Одни же евреи — Евстигнеев — еврей, Кваша — еврей, этот, ну как его — тоже…» И выделяли одну Галину Волчек: «Ну может быть, Волчёк нет…» Я долго не понимал: почему? Ну что такое? И наконец до меня дошло — они же все были под впечатлением «Вечно живых», и они видели твою Нюрку-хлеборезку. Ты понимаешь? И она была им близка. Но ведь я хочу сказать, почти сорок лет прошло. Как же ты и наше время предугадала в этой роли? Это может не просто художник, а художник, имеющий особые качества.

Трудно тебе было держать нос вверх. Да при твоем еще и характере. Потому что ты, как никто, всегда понимала, что такое театр, и что главное в театре, и с чем это связано в театре. Кроме автора, писателя, и так далее. Вот с этим самым неповторимым, самым высоким, самым необъяснимым искусством актера, которого ты всегда чувствовала потрохами, другой половиной мозга, которой мы давно не работаем. А ты, очевидно, работаешь именно этой половиной. То есть когда интуиция и все остальное вдруг соединились.

Вот говорят, она любит актеров. Да можно и ненавидеть актеров, и вообще это жуткое, страшное искусство, которое сопряжено с муками и с необходимостью постижения души собственной, души партнера, души народа, в конце концов. И как это непросто и мучительно сложно.

Поэтому я освобождаю тебя от всех мук, от неприятной критики. Галя, поверь мне, уже в этом возрасте ты должна знать истину — ты на единственно верном пути в понимании и ощущении вообще искусства. А мы все — нет.


2002 год, 29 сентября, День памяти Ефремова в «Современнике». С Лилией Толмачевой и Игорем Квашой.

1979

{МОСКВА. «СОВРЕМЕННИК»}

Полупустой зал. Артисты смотрят на Волчек с ожиданием.

— Я приняла решение. А вы как хотите.

Тяжелое молчание, и на лицах плохо скрываемые эмоции — от растерянности, досады до злорадства. Кто-то из артисток демонстративно достает зеркальце и припудривает нос.


История «Современника» с момента его основания до развала СССР — история острых взаимоотношений с органами государственной безопасности. В архивах КГБ до сих пор наверняка хранится не одно дело и на всю труппу, и на отдельно взятых персон. Одно из них датировано 1979 годом, и фигурируют в нем Валентин Гафт, Игорь Кваша и другие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр