Читаем Галина Волчек как правило вне правил полностью

И знакомым мне жестом она снова вытаскивает из пачки тонкую сигарету и делает это так же лениво-элегантно, как и ее подруга Галина Волчек.

1983

{ВЕЙМАР. НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ «ЭЛЕФАНТ»}

В небольшом номере — Галина Волчек, переводчица и молодая черноволосая женщина с испуганными глазами.

— Вы принесли пьесу? — спрашивает Волчек. Она не ждет ответа. — Расскажите, кто ваши родители, я хотела бы…

По мере того, как она говорит, лицо черноволосой становится все более испуганным. А Волчек как будто не замечает паники в огромных черных глазах и продолжает:

— Начнем вот с этого места. Грехи мои…


«Вишневый сад» в Веймаре. Раневская — Сильвия Куземски, Дуняша — Барбара Лотцманн



В 1983 году Галина Волчек поставила «Вишневый сад» в Германии, где выступила в роли большого мастера… переписывать судьбы и путать карты, кем-то до нее аккуратно разложенные.

Нельзя сказать, что чужую игру она разрушает сознательно. Вовсе нет, она с легким сердцем отправлялась тогда в Веймар на постановку, точно зная, какой плацдарм приготовил для нее интендант (по-нашему, директор) местного театра, «обхаживавший» Волчек два года. Плацдарм скорее походил на мягкий ковер, в котором утопала бы любая режиссерская душа. Интендант достал у городских властей серьезные субсидии — это раз; и два, а может быть, это было важно в первую очередь — на роль г-жи Раневской была назначена прима театра Барбара Лотцманн, под громкое имя которой отцы города и дали денег.

Так что режиссеру из Москвы оставалось немного — посмотреть артистку в нескольких ролях и начинать высаживать свой «Вишневый сад».


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Пришла в театр, интендант сказал: «Сегодня вы увидите вашу героиню». И я увидела профессионалку, но… если можно было найти все диаметрально противоположное тому, что нужно мне в Раневской, все оказалось в этой индивидуальности. Она была сильная, мощная, она как будто не двумя, четырьмя ногами стояла на земле.


В антракте Волчек нервно курила, понимая, что ситуация по всем статьям складывается неприличная, и прежде всего по ее вине, — ее ждали, исключительно хорошо приняли, власти выделили деньги именно под эту артистку, а артистка, видите ли, не подошла капризному режиссеру. Осознавая двусмысленность своего положения, она принимает решение смотреть подряд весь репертуар театра. И вот на одном из спектаклей…


ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Я увидела артистку, которая не произносила ни слова. Но я поймала себя на том, что не смотрю ни на первый план, ни на главных героев, а слежу только за ней. Актриса была черноволосая, с огромными черными глазами, тонкой-тонкой шеей и таким растерянным взглядом, ищущим выхода неизвестно из какого положения. В антракте я спросила директора: «Кто это среди массовки?»— и описала актрису. «Да никто», — говорит он. «Как никто?» — «Ну никто», — посмотрел на меня с раздражением. И было отчего.


А дальше, как часто в ее жизни уже случалось, последовала цепь молниеносных действий. Переводчица от имени Волчек пригласила актрису в гостиницу.

— Вы принесли пьесу? — спросила Волчек, когда та переступила порог номера. Она не ждала ответа: видела, что та даже «да» произнести не могла. — Расскажите, кто ваши родители, я хотела бы…

По мере того как она говорила, лицо черноволосой становилось все более испуганным. А Волчек как будто не замечала паники в огромных черных глазах и продолжала:

— Начнем вот с этого места. Грехи мои… Вы готовы к такому эксперименту?

— Я не знаю.

Сильвия Куземски — так звали актрису — рассказывала о себе, читала чеховские монологи, которые Волчек знала наизусть. А та мысленно уже перекрашивала смоляные черные волосы в пепельный цвет, делала грим… остальное она решила довершить с художником Зайцевым, который должен был вскоре подъехать в Веймар. Оставалось немного — объясниться с руководством театра, что Волчек и поспешила сделать: оттягивать встречу с непрекрасным было не в ее правилах.

Диалог состоялся короткий, но по эмоциям сильный. Когда Волчек произнесла фамилию Куземски вместо Лотцманн, интендант зашелся от хохота, оценив это как сомнительную шутку. Когда же понял, что это такая же шутка, как он не главное лицо театра, — он закричал, именно закричал: «Нет!» Волчек пустила в ход все свое обаяние и призвала на помощь дипломатические способности, просыпавшиеся в ней почему-то только в экстремальной ситуации. А в данном случае — перед лицом международного скандала.

— Я сама поговорю с Барбарой. У меня насчет нее есть идея — я хочу предложить ей роль Дуняши.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Актеры советского кино
Актеры советского кино

Советский кинематограф 1960-х — начала 1990-х годов подарил нам целую плеяду блестящих актеров: О. Даль, А. Солоницын, Р. Быков, М. Кононов, Ю. Богатырев, В. Дворжецкий, Г. Бурков, О. Янковский, А. Абдулов… Они привнесли в позднесоветские фильмы новый образ человека — живого, естественного, неоднозначного, подчас парадоксального. Неоднозначны и судьбы самих актеров. Если зритель представляет Солоницына как философа и аскета, Кононова — как простака, а Янковского — как денди, то книга позволит увидеть их более реальные характеры. Даст возможность и глубже понять нерв того времени, и страну, что исчезла, как Атлантида, и то, как на ее месте возникло общество, одного из главных героев которого воплотил на экране Сергей Бодров.Автор Ирина Кравченко, журналистка, историк искусства, известная по статьям в популярных журналах «STORY», «Караван историй» и других, использовала в настоящем издании собранные ею воспоминания об актерах их родственников, друзей, коллег. Книга несомненно будет интересна широкому кругу читателей.

Ирина Анатольевна Кравченко

Театр