Галина Волчек как правило вне правил

Сейчас, если закрыть глаза на серьезность поднимаемой темы, можно только восхищаться мастерством актеров и их верой в предлагаемые обстоятельства — полуправда, четверть правды, разрешенные автору, из которых нужно было максимально выжать все. Органика и правда существования на сцене всегда оставались козырной картой «Современника».

— Игнат, — обращалась старший экономист, та самая Вязникова (Нина Дорошина), к управляющему трестом Нуркову (Олег Табаков), — если бы после смерти Малунцева ты не взял обязательство пустить досрочно комбинат, сегодня не нужно было бы пускать одну нитку.

НИНА ДОРОШИНА: — Текст производственный, трудный. Его выучить — все равно что выучить телефонную книгу. Если за ним ничего не стоит — это ужас для зрителей. О чем я думала, когда говорила про нитки, про линии? Наверное, о женской судьбе своей героини, что-то фантазировала…

Но при всей ложности ситуации артистам удавалось вызвать искреннюю эмоцию и донести до зрителя то, что не в словах, а за словами. Труднее всех в этой компании пришлось новобранцу Шальныху — его герой был стерильный, социально и личностно беспорочный. Такие люди-функции не имели веры на сцене и вообще подрывали общий замысел.

ВАЛЕРИЙ ШАЛЬНЫХ: — Я ходил на заседания райкома, но это особенно ничего не давало. Я репетировал, у меня все вроде бы неплохо получалось, но… Как это объяснить… Прорыва не было. Чего-то не хватало. А чего? Понять было невозможно.

Конечно, мастера́, роли которых в пьесе Гельмана были все же как-то прописаны, могли прикрыть любого, но тот случай был особый: все-таки главный герой — носитель свежего ветра в застоявшихся партийных рядах. Волчек с артистом искали к образу такие краски, которые даже идеально отшлифованным монументам придавали нелепостью и неуклюжестью хоть какую-то степень достоверности. В результате секретарь горкома получился упертым, временами даже истеричным в своей праведной борьбе за чистоту партийного дела. Симпатии публики и критиков были явно на стороне «Современника», а работа актера Шальныха подтвердила, что интуиция Волчек при назначении на главные роли остается ее верным оружием.

Поверив в возможности Шальныха, Волчек и в дальнейших работах предлагала ему роли на сопротивление, чрезвычайно далекие от его личности — сильной, грубоватой. По его признанию, она не один раз заставила его вытащить из себя лирическое, трогательное начало.

1979 {ЛЕНИНГРАД. КИНОСТУДИЯ «ЛЕНФИЛЬМ»}

Кадр из фильма «Осенний марафон». Зачуханный интеллигент (Олег Басилашвили) суетливо мечется между женой (Натальей Гундаревой) и трепетной любовницей (Мариной Нееловой). Все трое страдают. Их сменяет крупный план Волчек. Она подруга Басилашвили — бездарная переводчица. Она курит и ночью при свете тусклой лампы с кем-то говорит по телефону:

— Ну да… Они все такие… Бусыгин? Да он точь-в-точь как мой….

То, что произошло с ней, она не могла увидеть и в страшном сне. Она стала героиней геометрической фигуры, известной в мировой литературе как банальный любовный треугольник. И вырваться из него при ее максимализме и презрении ко всему банальному и пошлому не могла почти десять лет.

Ее третью любовную историю воплотил на экране кинорежиссер Георгий Данелия по сценарию Александра Володина. Фильм имел оглушительный успех по причине типичности ситуации. Безвольный, слабый, но глубоко порядочный интеллигент, смертельно боящийся сильной жены и тоскующий по неординарной любви.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Вот такие отношения тянулись почти десять лет. Мы сходились, расходились. Годы прошли под знаком тысячного китайского предупреждения. Поэтому, когда Данелия снимал фильм, я в эпизоде ночного разговора вставила: «Как мой…»

Кто он был и чем так увлек Волчек? Информация, которую она скупо выдает об этом человеке, все же позволяет составить его портрет. Высокий, широкоплечий, красавец. «Столяров в военной форме»— так называли его в окружении Галины Волчек и добавляли, что на его фоне она смотрелась статуэткой. Его работа была связана с космическими исследованиями. Судя по всему, он не отличался сильным характером, но при этом умел любить так, что способен был удержать такую необузданную максималистку, как Волчек.

ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Он был как Ромео. Это была любовь неандертальца. Мог все что угодно сделать.

— Например?